Агент абвера.
Шрифт:
— Ну-ну… Улики, они, конечно, имеются. Только эмоции некоторых товарищей не позволяют им…
Бахарев снова помрачнел.
— Александр Порфирьевич! Не ругайте меня за то, что скажу сейчас… Поверьте: это не амбиция, а от души… Верьте слову коммуниста…
— Говори.
— Может, к делу “Доб-1” вместо меня привлечь другого? Может…
Бахарев запнулся. Ему вспомнился недавний разговор с Птицыным, когда поздно вечером они возвращались домой. Был разговор о жизни вообще, о молодости, ее порывах, заботах, исканиях. И совершенно неожиданное замечание Александра Порфирьевича: “Искания… это хорошо… Не заблудиться бы только. Сердце, да еще горячее, не
Почему он сейчас вспомнил этот разговор c Птицыным? Почему так иронически поглядывает на него подполковник?
— Вы правильно поймите меня, Александр Порфирьевич. Я не склонен к малодушию. Я прислушиваюсь к голосу…
В это время в комнату вошел полковник Крылов и остановился у двери.
— О чем шуметь изволят господа Мегрэ? Чем изволите недовольны быть, Александр Порфирьевич? Мрачнее тучи… Николая Андреевича на путь истины наставляете? И то дело…
Птицын и Бахарев смущенно молчали.
— Так о чем спор?
— Спора нет, Иван Михайлович. Есть сложное сплетение обстоятельств, в силу которых… Ну как бы это точнее выразиться…
— Мы не на сессии ООН. Не дипломатничайте, Птицын.
— Так вот, в силу этих запутанных обстоятельств, наслаивающихся на дело “Доб-1”, Николай Андреевич полагает, что ему следует в сторону отойти… Передать, так сказать, эстафету…
— Это что же за обстоятельства такие? — Крылов, прищурившись, хитро посмотрел на Бахарева. — Впрочем, догадываюсь… Вы мне рассказывали, Птицын, про некоторые психологические нюансы… О них речь? Не сердитесь, Бахарев. Не надо… — Полковник подошел к нему поближе и дружески положил руку на плечо. — И не ершитесь, пожалуйста… Всякое бывает с существами, именуемыми гомо сапиенс. Даже если они сотрудники КГБ… Вспомнилась мне сейчас любопытная история. У вас есть несколько свободных минут? Тогда присаживайтесь и послушайте.
Крылов и Бахарев сели на стулья у приставного столика, а Птицын опустился в массивное кресло у сейфа. Лейтенант чувствовал, что полковник затеял разговор неспроста, и нервно ерзал на стуле.
— Чего-то вам не сидится, Бахарев, — ухмыльнулся Крылов. — Учитесь властвовать собой, молодой человек. Курить будете? Не курите? Молодцом. А я люблю сигару пососать.
Крылов затянулся и, как бы собираясь с мыслями, уставился в потолок.
— История эта врезалась в память, знаете, как клинопись на камне… со всеми деталями… Но я буду краток. Место действия — Прибалтика; время действия — лето 1940 года. Главные действующие лица: Иван да Василий. — командиры Красной Армии, да Анна-Лииса — просто миловидная девушка. Неглавных действующих лиц перечислять не буду. Их было предостаточно. Обстановка весьма напряженная и сложная. Прибалтику хотели втянуть в империалистические авантюры. И тогда слово взяли трудящиеся массы — они потребовали немедленного восстановления Советской власти, свергнутой Антантой в 1919 году, потребовали воссоединения с СССР. Власть перешла в руки прогрессивных сил. Рухнули двери тюрем, и политические заключенные, среди которых было немало коммунистов, вышли на волю.
И Крылов, как заправский рассказчик, умолк на секунду.
— А теперь, друзья, я вас приглашаю в небольшой островерхий особняк за высоким зеленым забором, в особняк, принадлежавший хорошо известному в городе врачу. Здесь поселились два друга, два советских командира — Иван и Василий. Молчаливый, угрюмый доктор и его насмерть перепуганная супруга отвели русским просторную комнату с большим окном, выходящим на берег залива.
— В этой комнате господа офицеры,
“Господам офицерам” тогда было не до уюта. После дороги и длительного оперативного совещания в штабе хотелось одного — спать. Прислуга приготовила одному кровать, другому постелила на диване и, пожелав спокойной ночи, вышла.
Так началась для них новая и во многом необычная жизнь. В особняке они только ночевали. Уходили рано утром, приходили поздно ночью. Питались в штабе. Хозяевам не мешали и виделись здесь разве только с прислугой.
Казалось, никто и ничто не интересовало их в этом мрачном особняке: место ночлега, не более. Тем удивительнее показался Василию неожиданный интерес Ивана к висевшему над диваном большому портрету миловидной девушки.
— Кто это? Дочь? Где она?..
— Отчего такая любознательность?
— Я думаю, что мы живем в ее комнате.
— Ого, какой наблюдательный! Что еще обнаружил великий следопыт?
— Следопыт по следопыт, а кое-что могу тебе сообщить о хозяйке комнаты: по образованию филолог, зовут Анна-Лииса, думаю, что бывала в Германии, Англии и Швеции…
— Интересно… — протянул Василий. — То, что она филолог, ясно: литература, словари. А почему ты решил, что она бывала в Германии, Швеции и Англии?
— Видишь ли, друг мой, в то время, когда ты перед сном роешься в местных официальных справочниках, чтобы наутро дать нам поражающие своей глубиной и целенаправленностью задания, я, как книжный червь, зарываюсь в словари. Это не столь любопытно, сколь полезно. Так вот, в этимологическом словаре немецкого языка мне попалась открытка Анне-Лиисе от ее родителей, адресованная в Берлин. Словарь Вебстера подарен ей одной английской семьей с благодарностью и пожеланием не забывать дома английский язык. Там даже есть подпись их сына. Ну, а в путеводителе по музеям Стокгольма — ее пометки карандашом. Мне очень понравилось тонкое замечание девушки по поводу “Дамы с веером” Рослина. Она, видимо, хорошо разбирается в живописи.
— А в политике?
— Право, затрудняюсь… Ты уж слишком многого требуешь от меня…
— Тогда послушай, что я тебе скажу…
И Василий рассказал другу, что несколько дней назад фашистские молодчики стреляли в девушку в тот момент, когда она, освобожденная воинами Советской Армии, выходила из ворот тюрьмы. К счастью, бандиты промахнулись. Когда все волнения улеглись, Василий беседовал с девушкой и ее друзьями. Выяснилось: девушка — дочь хозяев особняка, но домой не хочет возвращаться. Почему? Отец, узнав, что она связана с подпольной революционной организацией, публично отрекся от дочери. “Девушка, связанная с подонками общества, не может быть дочерью порядочных людей”. Это были слова отца. У пего и у дочери окапались равные взгляды на то, что принято называть порядочностью.
Анна-Лииса поселилась в квартире своих друзей по подполью. Она функционер Коммунистического союза молодежи. Дел у нее много и, между прочим, небезынтересных Ивану и Василию. Молодежь хочет организовать народную милицию.
Решено было познакомиться с девушкой поближе. Но события неожиданно развернулись так, что Анна сама явилась в особняк.
Однажды, вернувшись поздно вечером домой, Иван и Василий узнали, что хозяева сбежали (позже выяснилось — бежали в Швецию на моторной лодке), оставив все, кроме драгоценностей. Сообщившая о бегстве хозяев прислуга Мирья, старая женщина, поведала и о судьбе молодой хозяйки, выросшей у нее на руках.