Агент абвера.
Шрифт:
— Аркадий Семенович сигареты не уважает. Он признает только трубку. Ба! А это что за цифирь? Может, записывал что на память и забыл? — И протянул коробку шоферу.
На внутренней стороне крышки было написано: ВК-68-75.
— Кто его знает, что за цифирь. Я лично не записывал. Похоже, что пассажир, тот, что обронил сигареты, цифирь писал… Ты плюнь на эту цифирь. Плюнь да разотри. Коллекцию не портит.
— А что за пассажир такой? Рассеянный с улицы Бассейной?
— Это я тебя все хотел спросить, да недосуг было. Забывал. Странная, друг Аркадий, история приключилась…
— Подожди, подожди! Аркадий Семенович не любит, когда говорят так много и так быстро. У нас на Дерибасовской в таких случаях кричали: “Гражданин! Соблаговолите заткнуть фонтан!” Давай выпьем еще по сто, понюхаем пробочку и пойдем ко мне закусывать — имею предложить отличнейший пирог с капустой. Там мы с тобой примем еще по сто и уж в точности выясним — кто, куда, зачем ехал и что ты хотел спросить у гражданина Победоносенко.
Друзья обнялись, расцеловались и, слегка покачиваясь, вышли из пивной.
…Как и следовало ожидать, ни один из одиннадцати адресов подмосковного городка в бюро обмена не регистрировался и в бюллетенях не значился. Вариант бюро обмена отпал начисто. Более близкое знакомство с материалами дела, в частности с беглой характеристикой жителей тех квартир, в адрес которых были отправлены газеты-листовки, мало чем обогатило Птицына. Однако некоторые выводы, которые могут пригодиться в будущем, были сделаны. Квартиры эти, как правило, отдельные. Много студентов вузов и техникумов. Есть и врач — молодой человек, работающий в местной поликлинике, и педагог — преподает литературу в здешней школе. Идеологический снаряд выпущен с каким-то определенным расчетом. Каким?
Птицын строил логические и алогические схемы. Он обратил внимание на то, что все получатели “газет” живут в одном микрорайоне. Как соотнести все это с поездкой Марины в Подмосковье?
…Птицын включил транзистор и в ожидании Бахарева занялся кофеваркой. Ждать пришлось долго, и не одна чашка кофе была выпита, пока около пяти вечера Бахарев объявился. И сразу же попросил вызвать Снегирева.
— Хочу показать ему вот эту фотографию. — И он положил на стол фотоснимок.
— Кто она?
— Ольга.
— А при чем тут Снегирев? Думаешь, что это Ольга и выпорхнула из “Метрополя”?
— Может случиться, что и так. Но вот факт абсолютно достоверный: в подмосковном городке Ольга проходила практику в поликлинике. У нее там широкий круг знакомых — врач, учитель, студенты… — И Бахарев подробно рассказал о своем сегодняшнем визите к Марине.
…На сей раз Марина встретила Бахарева приветливо: чувствует себя лучше, была уже в- институте. Придется подналечь, чтобы наверстать пропущенные лекции, семинары. И тем не менее она не прочь в воскресенье отправиться куда-нибудь в лес, за город. На дворе стоит чудесная осенняя пора. И если Николай составит компанию, она будет очень рада. Николай тут же откликнулся шуткой:
— С вами хоть на край света. Но у вас, кажется, есть излюбленные места в Подмосковье. Помнишь, ты мне рассказывала
— Да, да, вспоминаю. Это меня Ольга затащила туда. Она проходила практику в поликлинике и подружилась с тамошней молодежью. Чудесные ребята. Компания оказалась действительно милой. Жаль, что мы еще не были с тобой знакомы тогда. Тебе было бы там очень уютно. Между прочим, у костра с печеной картошкой шли жаркие литературные споры. Страсти — до белого каления…
— О, я люблю такое общество. О чем спор шел? Марина на мгновение задумалась.
— Если мне память не изменяет, началось с того, что один из студентов заявил, будто настоящее искусство независимо от жизни. Оно как бы интуитивно и отрешено от бренного мира.
— Любопытная точка зрения. Нечто в этом роде я читал у австрийского психолога Зигмунда Фрейда. А что утверждали оппоненты?
— Главным оппонентом, конечно, был учитель литературы. Тот так и сыпал цитатами. Стендаль, Белинский, Толстой… Тебя не хватало у костра, ты же у меня умненький, Коля, страшной силы эрудит!
— А ты уверена, что я поддержал бы учителя?
— Я как-то не задумывалась над этим, Коля. Но мне казалось, что ты…
Она запнулась, недоумевающе посмотрела на Бахарева.
— Конечно, равнодушного искусства я не признаю, Марина. Но, как говорится, не для печати исповедуюсь: когда учился в литинституте, идеи Зигмунда Фрейда были мне не безразличны. Таинственные подсознательные импульсы в творчестве художника… Их не так-то просто сбросить со счета. И вопрос этот не такой уж простой… А вообще-то отрадно, что ребята спорят. Я предпочитаю спорящих отмалчивающимся.
— Но тогда спор зашел слишком далеко. Студента поддержал врач, а Ольга — учителя. Точнее так: то студента, то учителя. А потом объявила: если не прекратят спор, она немедленно уйдет. И представь, подействовало. Врач был влюблен в Ольгу. Она, кажется, и сейчас встречается с ним. Мы можем легко договориться и слона туда же махнуть… Меня что-то потянуло на природу. Ты поедешь?
— Обожаю сказки осеннего леса… Аллеи, мощенные золотом…
— Значит, поэт согласен?
— Как видишь, я куда более сговорчив, чем ты.
Она поняла намек на последнее бурное объяснение и тут же нахмурилась.
— Не надо кукситься. Это случается. У одних отвращение к помидорам, у других — к ресторанам. Отныне и во веки веков будем ходить только в чайные или молочные — пить кофе и кушать кефир с миндальными пирожными. Договорились?
Она иронически улыбнулась:
— Как хочешь считай, но в “Метрополь” я не пойду.
— Именно в “Метрополь”?
— Пожалуй, что так, — именно в “Метрополь”.
— Ну, а в “Националь”, “Арагви”, “Софию”? Я не буду скрывать от тебя, — возможно, это и порок, — но, когда у меня есть деньги, я смотрю на них весьма снисходительно. Какая-то неведомая сила влечет к ресторанному столику. Дьявольское наваждение — люблю эти злачные места, что поделаешь. А деньги у меня сейчас есть. Вот и тянет. А тут еще и подходящий повод — Марина выздоровела. Не пойдешь со мной, пойду один…