Агент абвера.
Шрифт:
Он говорил так искренне, что сам поверил в сочиненную на ходу легенду.
— Нет, один ты не пойдешь. Мы пойдем вместе. Только не в “Метрополь”. — И добавила со смущенной улыбкой: — Тебе этого не понять. Я ведь суеверная. После нашего “культпохода” в “Метрополь” все и началось с моими нервами…
— Высокие договаривающиеся стороны пришли к согласию. Отлично!
— Скорей, скорей, — Птицын поторапливает шофера. Надо успеть попасть в подмосковный городок еще до закрытия поликлиники. К тому же в пути он принял новое решение: ему самому в поликлинике появляться не следует. Пришлось делать круг, чтобы заскочить к начальнику
Начальник райотдела милиции терпеливо, с бесстрастным лицом перелистал около двухсот историй болезней жителей городка, побывавших в поликлинике в июле. Против каждой фамилии ставил никому не нужную цифру — на сколько дней был выдан бюллетень, записывал адрес больного, фамилию лечащего врача. С длинным списком он вернулся к Птицыну поздно вечером.
Птицын быстро отыскал среди адресов больных десять, интересовавших его. Одиннадцатого он нашел в списке врачей. И сразу вспомнил рассказ Марины о молодом хирурге — том самом, что тихо вздыхал об Ольге. Несколько озадачил ответ на другой вопрос — к кому на прием ходили эти больные. Только пять из них были у Ольги. Тут все ясна. Адреса списаны с историй болезни. А остальные? Все они были на приеме у старого, заслуженного врача. Кто же тогда дал Ольге их адреса? Птицын посмотрел на часы. Звонить к главврачу домой, чтобы попытаться найти ответ на вопрос? Поздно, да и к чему тревожить человека, который, вероятно, и без того основательно переполошился. Оставив необходимые инструкции милиции, он помчался в Москву, где его терпеливо ожидал Бахарев.
Итак новый вариант: Ольга! Завтра с утра явится Снегирев, и Птицын надеется, что тот опознает по фотографии Ольги девушку в ЦУМе и кино “Метрополь”. А пока — по домам. Они вышли на улицу. Холодный ветер гудел на разные голоса. Вызванные из гаража машины еще не подошли к подъезду. Стояли молча. Поеживались. Каждый думал о своем. И вдруг Птицын простодушно спросил:
— Жениться не собираешься?
Бахарев привык к неожиданным вопросам Александра Порфирьевича и не удивлялся им, но этот вопрос насторожил.
— С чего бы это вдруг…
— С чего, с чего! Просто так. Интересуюсь. Вот и спрашиваю…
— Сложный вопрос задаете. — И сразу переключился на шутливый тон. — Днями выяснится. А пока — туман, сплошной туман.
— Странный ты. Ну давай, давай. Плыви в тумане. Вот и машины наши подошли…
И они разъехались в разные концы Москвы.
Всякое с Птицыным бывало — как-то целый месяц плутал по ложному следу. Но уже после того как нащупал правильную дорогу, никто не мог сбить его с курса. А с “Доб-1”, как он выражался, черт те что получается. Вчера вечером, кажется, все неоспоримо свидетельствовало: иностранная студентка Ольга… И вот с утра…
Снегирев не подтвердил.
— Нет, не похожа! Фигура вроде бы та же, а лицо? Есть что-то общее… Но скорее, нет. И прическа у той, в ЦУМе, была совсем другая.
Значит, цепочка, связывавшая Ольгу, врача-практиканта в подмосковном городке с Зильбером, рвется. Что же остается? У Ольги на приеме в поликлинике были пять молодых горожан из одиннадцати, получивших но почте вражеские газеты-листовки…
И снова раздумья — Ольга или Марина? И вдруг звонит Михеев.
— Он в
— Кто он, откуда вы звоните?
— Из приемной. Сюда явился Победоносенко.
…Птицын поднялся из-за стола навстречу Победоносенко, протянул руку, поздоровался, пригласил сесть, а сам занял свое любимое место на подлокотнике большого мягкого кресла в углу комнаты.
— Будете курить?
— Благодарствую. Воздержусь.
— Кофейку?
— Благодарствую. Предпочел бы перейти к делу. Птицын улыбнулся.
— Не торопитесь. Я ведь ждал вас, Аркадий Семенович. Никому не говорил об этом, даже ближайшему помощнику, но был почему-то уверен, что придете.
— Странно. Почему вы меня могли ждать?
— Мы с вами знакомы…
— Не имею чести. Правда, как поется в песне: “Одесса очень велика…”
— Нет, мы не в Одессе встречались с вами, а в этом же доме. Хотя и не без посредничества Одессы. По делу шайки одесских контрабандистов.
— А-а-а, вспоминаю, вспоминаю. У вас, чекистов, плохая привычка — извините за резкость. Вы всегда изволите усаживаться таким образом, что ваше лицо с трудом разглядишь, а собеседник — как на ладони. Теперь я вижу, что лицо знакомое. Да, встречались. Грехи молодости. Но я, кажется, искупил свою вину. Ведь в этом доме я бывал и после войны. Вам известно это?
— Да, известно. Поэтому я и ждал вас. Верил в вас. Хотя тут недавно дрогнула моя вера. И все же ждал.
— Спасибо…
Минуту–другую гость молчал. Упершись локтями в стол, обхватил лицо ладонями.
— Ну что же. Слушаю вас, Аркадий Семенович.
Вместо ответа одессит достал из маленького чемоданчика изящные дамские туфли и положил их на стол.
— Как понимать прикажете?
Победоносенко все так же молча взял в руки левую туфлю, недолго повозился с ней, отвинтил четыре маленьких, тщательно замаскированных шурупа, легко отделил каблук.
— Вот полюбуйтесь. Отлично сработанный тайничок. Хотите — кладите золотые, хотите — зелененькие. А может, и что-то более ценное.
— И что же? — невозмутимо спросил Птицын, окинув беглым взглядом тайник. — Вернулись к старому, а потом совесть заговорила? Бывает…
— Не надо так говорить, товарищ начальник. Зачем обижать старого человека.
— Я бы вас еще не зачислил в старики…
— Слышать комплименты в таком доме очень приятно. Но, увы, мне за шестьдесят. Это уже возраст, когда человек должен быть таким, каков он есть. Без камуфляжа…
— И что же? — тем же невозмутимым тоном спросил Птицын. — Какой вы?
— Победоносенко давным-давно сказал себе: “Забудьте думать, Аркаша, про старое. Вы не найдете там счастья”. Я пришел к вам с открытой душой. Поверьте, что эти туфли с тайником попали ко мне случайно. Соседка по дому знала, что я иногда…
Он запнулся.
— Не буду таить от вас. Готов понести наказание. Иногда Победоносенко тряхнет стариной и берет в руки изящный туфель, чтобы омолодить его. Я знаю, что этот вираж карается законом. Каюсь. Но не могу удержаться. Поверьте: меньше всего для заработка. Больше для души. Узкий круг клиентов… Принимаю только экстрамодельные. И всегда предупреждаю хозяйку: “Вы мне не объясняйте, что надо делать. Победоносенко знает это лучше вас. Туфель должен вернуться к хозяйке как новый. И все, что нужно для этого, Победоносенко сделает. Рубчики, набойки — это не моя стихия”. Я и ее предупредил…