Агент, бывший в употреблении
Шрифт:
— Не знаю, куда я сунул эти ключи…
Не успевает он завершить эту легкомысленную фразу, как «страховщик» с изысканными манерами с такой силой бьет его кулаком по лицу, что очки ТТ слетают на пол, а из носа сочится кровь.
— Первое предупреждение! — объявляет Донев-Тонев. — Второе повлечет за собой более тяжкие последствия. Ввиду понятных причин мне не хотелось так сразу разбивать вам физиономию, но, видите ли, я человек вспыльчивый и сдержаться мне бывает трудно. В сущности, самообладание ко мне возвращается уже после того, как совершу безобразный поступок.
— Я поищу в другом костюме, — обещает
— Ищите, где хотите. Но если через три минуты вы не откроете сейф, мы пустим в ход бормашину. Держу пари, что не успеем мы начать сверление, как ваша память чудесным образом прояснится.
С этой минуты события развиваются молниеносно. Ключ найден, сейф открыт, содержание изъято. Что оно из себя представляет? Деньги, естественно. Не стану уточнять, много их или мало. Как известно, оценки в этой области — вещь сугубо субъективная.
— А теперь остальные хранилища! — приказывает молодой вождь. — Без игры в прятки и прочих детских глупостей. Уясните себе: все, что есть в этом доме, обязательно будет обнаружено. А раз так, то какой вам смысл встречать рассвет в инвалидном кресле, если, конечно, вам повезет дожить до этого.
Едва ли интересно наблюдать, как пачки долларов из сейфа перекочевывают в сумку. Но если учесть, что сейф — твой личный, а сумка — чужая, зрелище становится мучительным и даже трагическим. Огонь жизни в Табакове вдруг угасает. Он весь поник и вот-вот сползет на пол. Он бросает на стол связку ключей и хрипит:
— Ройтесь, ищите, грабьте… А я иду спать.
Вместо того чтобы доставить человеку в черном радость, эти слова вызывают у него еще один приступ бешенства, и физиономия хозяина дома расквашена вторым ударом.
— Ну уж нет, дорогой! Никуда вы не пойдете. С этой минуты вы даже в туалет не выйдете без моего на то разрешения. И не бросайтесь ключами, а начинайте один за другим вставлять в замки, иначе я вам докажу, что мои слова о бормашине — отнюдь не шутка.
Бедный Табаков. Сокрушенный телом и духом и уже готовый на все, лишь бы избежать бормашины и газовой горелки, он проходит путем крестных мук от сейфа к сейфу, расположенных за мебелью, за обоями, за коврами, в самых разных хитроумных местах, о существовании которых я даже не подозревал.
Долгая зимняя ночь уже подходит к концу, когда Великий инквизитор объявляет отбой:
— Вы утомили меня своим упорством, которое, как вы сами понимаете, оказалось совершенно бесполезным. Мне надо отдохнуть. Я расположусь в спальне. Все остальные — здесь, кто где найдет себе подходящее место. Ответственным за порядок назначаю Слона.
— А мне что, и вздремнуть нельзя? — возражает Слон, чья внешность вполне соответствует прозвищу.
— Я сказал — и точка! — обрывает его вождь ирокезов и исчезает в спальне.
В кабинете духота из-за пивных паров и табачного дыма. Трое молодцов непрерывно снуют до туалета и обратно, чтобы облегчиться после выпитого пива. ТТ устраивается в углу и подзывает к себе Черча, опасаясь, как бы кто-нибудь не вздумал мучить пса. Я пристраиваюсь в одном из кресел поближе к ним и подальше от вонючих парней, занятый раздумьями не столько о произошедшем, сколько о предстоящем.
До сего момента нежелание Табакова прибегать к помощи полиции мне казалось вполне обоснованным. Он прибегал к
Эти соображения были вполне обоснованными. Но лишь до момента нападения страховщиков. Потому что, если попадаешь в ситуацию, когда возникает угроза жизни и существует единственная возможность для ее спасения, всякие сомнения относительно того, прибегать к ней или нет, становятся нелепыми. Только вот существует ли все еще такая возможность? И если да, то является ли она единственной? Два вопроса, которые следовало было бы обстоятельно обсудить с ТТ, не окажись мы в нынешней ситуации. А теперь — никакого обсуждения. Что вызывает новый вопрос: неужели такой маниакально подозрительный тип, как Табаков, не предвидел возможности возникновения подобной ситуации? И не потому ли он воздерживался от обращения в полицию, что запасся каким-то запасным вариантом спасения?
Вопросы, вопросы. Человек, который мог бы мне ответить на них, лежит, съежившись между двумя подушками совсем рядом, однако в данный момент мне легче перемолвиться с его псом.
— Черч, — шепчу, — как ты там?
Вместо ответа бульдог помахивает коротким хвостом: в смысле — порядок, все будет хорошо.
— Не мешай ему спать, — шепчет ТТ. — Этой ночью ему, бедняге, досталось.
Девять утра, и в кабинете, готовый к новым подвигам, но все еще заспанный, появляется человек в черном.
— Можем мы обменяться двумя словами? — спрашиваю, подходя к нему.
— Можно и тремя, — великодушно соглашается страховщик.
— Я бы хотел наедине.
— Можно и наедине, сегодня я в духе.
Уединимся в кухне. Предложение о кухне ему нравится.
— А здесь есть что пожевать, — констатирует он, открывая холодильник. — Ты говори, я слушаю.
— Не бейте его больше, — говорю.
— А ты что, из общества защиты животных?
— Не бейте его, — повторяю. — Подобными средствами вы своей цели не добьетесь.
— А откуда ты знаешь, какова наша цель? — любопытствует Ангел смерти, зачерпывая ложкой черную икру и отправляя ее в рот.
— Что касается доступа к сейфам, то его можно получить и с помощью зуботычин, однако к банковским вкладам вы такими способами не подберетесь.
— Кроме зуботычин, есть и другие методы воздействия. Ты что, забыл?
— Это будет полным провалом. Вы не представляете себя, до чего он упрям. А без его сотрудничества в банках вы ничего не получите.
Он быстро опустошает баночку черной икры и, прежде чем приступить к красной, снисходит до того, чтобы взглянуть на меня с некоторым любопытством — как бы желая убедиться, все ли у меня в порядке с головой.