Агент, бывший в употреблении
Шрифт:
— Эге, да ты готовый консультант! У нас — консультант, у Табакова — доверенное лицо. Такого нелегко найти. Только ведь помнишь, верно, поговорку о сидении на двух стульях?
Он приступает к красной икре, обнаруживая заодно и бутылку белого вина.
— Хорошо охлажденное белое вино — это совсем другое дело. Пиво, в сущности, просто моча.
Начинаю подумывать, что он уже забыл о моем присутствии, когда он снова соблаговоляет обратиться ко мне:
— Вопросы стратегии и тактики, затронутые тобой, заслуживает внимания. Но прежде
— Ни в какой команде я не состою. Я вообще не игрок. Просто пытаюсь сохранить свою работу.
— Это твоя проблема.
— Да, но сейчас речь о вашей проблеме. А она в том, что, как уже давно известно, нельзя требовать от коровы одновременно и молока и мяса. Можете сделать из Табакова котлету, но его деньги останутся для вас мечтой. Так что приятных мечтаний!
— А ты циник! — констатирует он, поднося ко рту бутылку.
Но я уже покидаю кухню.
Через полчаса главный страховщик — уже побритый бритвой ТТ и обильно надушенный его же одеколоном — решает провести производственное совещание со своими помощниками. В знак особого расположения приглашены и мы с Табаковым. Вождь ирокезов и не думает бросать своей манеры разглагольствовать и придавать своей персоне важности, однако в его отношении к ТТ заметно некоторое смягчение.
— Мы не столь наивны, чтобы ожидать, что вы выложите нам свои миллионы все и сразу, — говорит вождь. — Если бы вы пожелали выложить их все и сразу, то, должно быть, не хватило бы этой комнаты. Поэтому для начала мы изучим ваши банковские счета, а потом займемся недвижимостью. Процесс вам известен. Если будете себя вести комильфо, то и мы будем комильфо. Острижем на вас шкуру, но не станем ее сдирать.
Табаков апатично молчит, словно сказанное к нему не относится. Это побуждает главаря страховщиков придать своей речи иной акцент.
— Вы должны четко уяснить, что мы охватим весь объем ваших вкладов и, если потребуется, будем водить вас от банка к банку на поводке, как этого песика. Это насущность. Такова наша работа. Не буду скрывать: страхование жизни — вопрос довольно сложный. Сами понимаете: человеческая жизнь — вещь хрупкая, поэтому все мы должны действовать очень осторожно.
Он снова умокает. Табаков тоже молчит.
— Не слышу вашего мнения, — замечает человек в черном.
— А нельзя без всего этого вербализма? — с нескрываемой досадой спрашивает ТТ.
— «Вербализм»… Интересное иностранное слово. Надо справиться в словаре, что оно значит.
При этих словах он как бы нечаянно толкает столик, вокруг которого мы сидим, да так, что едва не опрокидывает его на Табакова.
— Если вы и в банке позволите себе такое поведение, вас оттуда попросту вышвырнут, — спокойно замечает ТТ.
Вероятно, именно в этот момент вождь краснокожих осознает, что ситуация меняется не в его пользу. Некоторое время он молчит, чтобы взять себя в руки. Наконец снова
— Насколько я могу судить по вашему самоуверенному тону, вы слишком полагаетесь на тот факт, что мы не сможем обойтись в дальнейшем без вашего содействия. Только помните: мы не просим вашего содействия, мы его требуем. На сей раз я воздержусь от того, чтобы подкорректировать вашу физиономию, поскольку, исходя из заинтересованности в нашем сотрудничестве, буду впредь придерживаться принципа «в здоровом теле — здоровый дух». Однако малейшее проявление своенравия будет занесено в ваше досье черной галочкой, и за каждую таковую с вас в будущем сурово взыщется.
Табаков мало того что не реагирует на сказанное, его, кажется, даже клонит в сон.
— А теперь перейдем к фактам, — продолжает страховщик, делая вид, что не замечает пренебрежительного отношения оппонента. — Мы выяснили, что у тебя есть вклад в «Австрийском банке».
— Выясняли? — поднимает брови Табаков. — Могли бы меня спросить.
— Спрашиваем: какова сумма вклада?
— Точно не помню. Надо посмотреть бумаги.
— Вот потому мы тебя не спрашиваем — чтобы не врал. Не помнит он! — вождь шайенов поворачивается к своим подручным. — Чтобы такой жмот не помнил, когда речь идет о деньгах!
— Полагаю, там что-то около пятидесяти тысяч марок.
— Мелочь. Ну да ладно. Завтра же снимешь их со счета. А теперь постарайся вспомнить счеты в других банках.
— Их не так много, чтобы мне надо было стараться. У меня вклады в «Комерцбанке», в «Фольксбанке» и в отделении «Дойчебанка».
— Да это же ничто!
— Ничто или нечто, если позволите мне заметить, зависит не от количества банков, а от размера вкладов.
— Тогда не темни и говори о вкладах.
— Проверю по бумагам и скажу.
— А где миллионы?
Табаков скромно молчит.
— Где миллионы, я спрашиваю?
— Вы тут собрали целую конференцию и хотите говорить о миллионах, — рычит Табаков. — На многолюдных собраниях о таких вещах не говорят.
Успокоенный намеком на то, что миллионы все-таки имеются, главарь молча соглашается на некоторое время отложить рассмотрение этого вопроса.
— О’кей. Займемся пока насущными проблемами. Давайте-ка быстренько справьтесь по бумагам относительно сумм вкладов в упомянутых вами банках и выпишите чек на получение вклада в «Австрийском банке».
— Чек на пятьдесят тысяч?
— На пятьдесят, на шестьдесят или на сколько там есть.
— С удовольствием. У вас уже есть кто будет носить вам в тюрьму сигареты?
— Ты что несешь!
— Хорошо, хорошо, — уступает Табаков. — Только уточню сумму вклада и выпишу вам чек.
Это добровольное рвение ТТ вызывает у страховщика тревогу.
— Что ты имел в виду, намекая на тюрьму?
— Ничего особенного.
Перед опасностью опозориться на публике, Донев, Бонев или Тонев не настаивает на дальнейших объяснениях.