Агент ФБР в Кремле. Успех операции «Соло»
Шрифт:
– Очевидно, вы не осознаете возможности предотвращения мировой войны. Иными словами, вы отрицаете саму возможность ее предотвращения… Невозможно скрывать от народа научные данные о современной войне и ее последствиях. По имеющимся оценкам, при первом же ядерном ударе погибнет от 700 до 800 миллионов человек.
Затем Суслов обвинил Китай в том, что там рассматривают Советы в качестве врага, а также в невыносимой грубости и в распространении «лжи и клеветы».
Через два дня Дэн выдвинул встречное обвинение, что Советский Союз больше заботят отношения с Соединенными Штатами и Индией, чем с Китаем.
– Вы искренне стремитесь кооперироваться с американским империализмом… Вполне очевидно, что наши разногласия имеют под собой серьезные основания… Ваш могущественный шовинизм создает серьезную угрозу раскола в мировом движении…
Моррис рассказал Фрейману и Бойлу, что подобный обмен любезностями длился не меньше десяти дней. После очередного выпада Суслов и Дэн имели время подумать и посоветоваться со своими правительствами или партийным руководством. Поэтому смысл резких выражений был гораздо серьезнее, чем если бы те были произнесены самими говорящими: они представляли собой продуманную и взвешенную политику Советского Союза и Китая по отношению друг к другу. Это не тот случай, когда кто-то, не удержавшись от личного выпада, в раздражении наговорил резкостей, которых вовсе не имел в виду.
Продолжая свои пояснения, Моррис сказал, что хотя Мао может быть немного сумасшедшим, китайцы могут говорить безумные вещи и их сталинистские надежды могут быть абсурдными, однако со своей точки зрения они действовали логично и в их заявлениях имелась доля истины. Советы действительно развенчали Сталина и его политику, вылившуюся в массовое истребление собственного народа. Советские лидеры были шовинистами: на первое место они ставили собственную пользу, поэтому интересы Советского Союза стояли для них выше интересов международного коммунизма. По выражению Дэна, они относились к зарубежным коммунистическим партиям «как отец к маленькому сыну», пытаясь их купить или управлять ими в своих интересах.
Со своей точки зрения советские лидеры действовали столь же логично, как и китайцы. Начиная с 20-х годов они руководствовались доктриной равновесия сил, гласившей, что никто не начнет войну, если баланс сил не обеспечивает безусловной победы и враг не осознает тщетность любого сопротивления, однако в гипотетической войне с Соединенными Штатами победа была далека от безусловной; под угрозой уничтожения находились все советские города и индустриальные центры. Советские стратеги понимали, что вне зависимости от исхода войны после нее они останутся в поредевшем, примитивном аграрном обществе, уязвимом перед полчищами китайцев. Китайцы же заявляли об отсутствии страха перед ядерной войной. Хотя они и осознавали силу ядерного оружия, но допускали потерю нескольких сотен миллионов людей, ведь люди – единственное, чего у них в стране было в избытке. В результате Советы, вопреки основным постулатам марксизма (в китайском понимании), отказались поделиться с соседом ядерным оружием и свернули оказание технической помощи.
1 ноября 1963 года Моррис приступил к тому, что вошло в неофициальную историю ФБР под названием «четырнадцатая миссия». К тому времени Советы установили определенный режим его приезда в Москву – каждую осень он получал инструкции для американской компартии, представлял бюджет, в котором было расписано, на что партия предполагает в наступающем году потратить деньги, отвечал на вопросы и высказывал мнение об обстановке и известных в Соединенных Штатах деятелях и, как правило, делал общий обзор положения в мире и обсуждал дальнейшую стратегию. В процессе этих ежегодных консультаций он почти всегда проводил много времени с Сусловым, Пономаревым и другими членами Политбюро. Обычно он также виделся с Хрущевым (позднее с Леонидом Брежневым) и старшими офицерами КГБ. Тогда, в ноябре, он заметил среди тех, с кем пил, обедал и совещался, общую мрачность и неуверенность.
Сейчас Советы были еще более раздражены, можно сказать, разъярены поведением Китая, чем летом. Они заявили, что Китай преднамеренно и со злым умыслом вооружает неуправляемые революционные банды по всему миру советским оружием, чтобы виновными в совершенных с его помощью убийствах и преступлениях стали считать Советы. Казалось, они умышленно возбуждали вражду к Советскому Союзу как со стороны Запада, так и со стороны «третьего мира». Их резкие выпады и клеветнические измышления затрудняли любые переговоры,
– Чем больше мы стараемся быть благоразумными и миролюбивыми, тем более безрассудными и агрессивными становятся они.
Полковник КГБ, любивший заглянуть вечерком к Моррису ради «общих сведений», изрядного количества бурбона и сигарет марки «Кэмел» либо «Честерфилд», выразил разочарование Советов в более жесткой форме:
– Они не понимают, что могут натворить ядерные бомбы. Но если будут продолжать в том же духе, однажды мы им это продемонстрируем.
Китайцы конкурировали с Советами за влияние на «третий мир» и обхаживали Кастро, который, по мнению Морриса, и сам по себе доставлял серьезные неприятности. Забыв заручиться согласием Советов, он начал тайно поставлять оружие венесуэльским партизанам и обещал снабдить им революционные банды по всей Латинской Америке. В принципе Советы не возражали против снабжения оружием мятежников и террористов; они занимались этим и сами – как непосредственно, так и косвенно. Но здесь всегда важно понимать, что делаешь и что при этом можно выиграть, а что – потерять. Советы же не были уверены, что Кастро осознает последствия. Их беспокоило, что он скорее занят сочинением мифа о себе как о мировом лидере, чем защитой интересов социалистического лагеря. Они считали, что раз ему обеспечили щедрую экономическую и военную поддержку, то он обязан советоваться с ними и воздерживаться от импульсивных театральных жестов, способных вовлечь их в очередную ядерную конфронтацию с Соединенными Штатами. Стараясь сохранить свои базы на Кубе, они готовы были со многим мириться и потакать ему, словно капризному ребенку, однако до известного предела.
Политбюро все еще надеялось использовать американскую компартию как средство для воздействия на Кастро и осмотрительного налаживания связей с кубинскими коммунистами.
Пономарев заметил, что при встрече Джека с Кастро в Москве каждому из них импонировала неординарность другого и что Джек умело польстил Кастро своими россказнями о том, как старается американская компартия оказать ему помощь из Соединенных Штатов, Советы надеялись преобразовать этот зародыш личных отношений во вспомогательное средство воздействия на Кастро и предложили Джеку поехать в Гавану под предлогом передачи официального обращения Гэса Холла. Необходимую подготовку они возьмут на себя, изображая лишь посредников Холла и его инициативы. И объяснят, что, поскольку США препятствуют своим гражданам в посещении Кубы, Джеку придется лететь в Гавану из Москвы. Так его смогут проинструктировать перед поездкой и выслушать отчет по возвращении из Гаваны. Пономарев или его заместитель предложили Джеку взять с собой жену, поскольку ее присутствие могло помочь на светских мероприятиях.
22 ноября 1963 года, в день убийства президента Кеннеди, Моррис находился в Москве. Когда советские руководители спешно стали интересоваться у него возможными причинами и значением этого убийства, он воочию убедился в царившей среди них панике. Прежде всего они пытались оценить последствия убийства, но некоторые, казалось, по-человечески жалели о гибели молодого обаятельного президента, хотя тот и был их врагом. Пережив множество убийств по команде Сталина, они молчаливо условились между собой, что победители будущих битв за власть в Советском Союзе не станут казнить проигравших. Призрак политического убийства в Америке озадачивал и пугал их, поскольку означал нестабильность и непредсказуемость.
Первоначальное смятение породило множество вопросов. Разве в поездке президента не охраняли высокопрофессиональные телохранители? Как могла не сработать их защита, если хоть часть из них не примкнула к заговору? Могло ли это убийство быть частью правого или фашистского переворота? Как повлияет оно на внешнюю политику Соединенных Штатов вообще и по отношению к Советскому Союзу в частности? Что собой представляет новый президент Линдон Б. Джонсон? Чем он будет отличаться от Кеннеди?
На эти и другие бесчисленные вопросы, заданные ему в течение дня, Моррис почти не смог представить фактов, поскольку о событиях в Далласе узнал от Советов и не имел понятия о Джонсоне. Однако он знал политическую историю Соединенных Штатов; основываясь на понимании движущих ею процессов, он сделал для советских лидеров анализ ситуации, укрепивший впоследствии его репутацию замечательного провидца. По существу, он поведал им следующее.