Агент Иван Жилин
Шрифт:
– Пойду осмотрюсь, – известил я Лэна. – Посторожи здесь, если не трудно. Проследи, чтоб никто никуда не выходил и никто никому не звонил. Главное, не поддавайся на уговоры. Этот человек очень опасен, когда улыбается и говорит приятным голосом.
Лэн кивнул, по своему обыкновению не задавая лишних вопросов. Он изучал любопытным взглядом сникшую фигуру Шершня, гадая, в каких ужасных преступлениях тот замешан. Мне стало жалко их обоих. Владислав Кимович терзал пальцами кисточки от халата. Я сделал всем ручкой и отправился в путь.
Упомянутая лестница нашлась легко. Сначала я спустился в подвал (он же технический этаж), воспользовавшись одним из ключей, подпер массивную дверь каким-то баллоном и быстро разобрался со светом. Подвал был облицован кафелем, мутным от времени. Коридор вывел меня в довольно странное помещение: по стенам тянулись неопрятного вида трубы
Чутье не подвело старого пса. Или сейчас уместнее было вспомнить кота? Старого бойцового кота… Я проделал по крыше обратный путь и спустился по лестнице к своим новым друзьям.
– …Зрелые, пожившие люди, милый вы мой, знают две вещи, – мягко говорил Шершень. – Во-первых, каждый человек – это центр Вселенной, во-вторых, каждый человек – это кусок дерьма. И когда мы вспоминаем о так называемой чести, на самом деле мы имеем в виду, насколько глубоко человек может спрятать внутри себя и первое, и второе…
Лэн восседал в председательском кресле, напряженно скрестив на груди руки, и переливался всеми оттенками красного. Очевидно, ему предложили лучшее в кабинете место, и он счел невежливым отказаться. Шершень сидел перед ним на столе, соблазнительно положив ногу на ногу. Увидев меня, Лэн вскочил.
– Вижу, наш друг ведет себя благоразумно, – кивнул я ему. – Ты только имей в виду, что эти мысли насчет дерьма и чести нахально позаимствованы у одного писателя прошлого века, который пытался выглядеть циником, хоть и был законченным романтиком.
Шершень не обернулся, изображая спиной высшую степень презрения.
…Запустить котел в доисторической котельной – не сложнее, чем фотореактор планетолета, так что работа мне предстояла штатная. Для начала я нашел входной вентиль и наполнил бак водой. Потом продул клапаны. Наконец, выбрал из шеренги баллонов, стоявших в начале подвала, тот, в котором сохранилось некоторое количество газа, и запалил пропановую топку. Котел разогревался хорошо, живенько. Чтобы согреть здание в холодную зиму, хватило бы трех атмосфер, но я нагнал давление до семи и открыл красный вентиль, пустив горячую воду в трубы. Натужный, мучительный стон пронизал дом снизу доверху, в каменном брюхе болезненно заурчало; ничем хорошим это кончиться не могло.
Я вновь объявился в главном партийном кабинете и сказал товарищу председателю:
– Сейчас к нам придут. Но,
– Послушайте, Жилин, – сказал Шершень, с сожалением прервав свое занятие (он уже стоял за спиной Лэна и массировал юноше голову). – Вы очень непорядочный человек, Жилин.
– Послушайте, Шершень, – сказал я ему. – Все присутствующие вас отлично понимают, Шершень. Когда будете говорить по телефону, не нужно держать себя в руках и скрывать переполняющие вас чувства. Думаю, получится убедительно. Вы извинитесь и заверите, что немедленно, сию же секунду вызываете полицию.
– Я в самом деле вызову полицию, – пообещал Шершень сварливо. – Когда и если мне будет позволено… – Он непроизвольно взглянул на макушку Лэна.
– Полицию вызову я сам, – объявил я. – А вы, Владислав Кимович, не забудьте упомянуть о ней в телефонном разговоре. Уж постарайтесь. И когда-нибудь в вашу честь назовут планету. Планета Владислава, нравится? Надеюсь, этой чести вы удостоитесь не посмертно.
Круглое лицо председателя превратилось в сильно вытянутый овал. Временами у меня получается придавать словам вескость. В такие моменты люди думают, что я способен на все. Это не так, но репутацию не выбирают.
– Ты часто бывал в Салонах Хорошего Настроения? – спросил я Лэна.
– Вас проводить? – с явным облегчением встал он со стула. Поразительно догадливый молодой человек, редкое свойство. Ему бы на психолога пойти учиться, а он мечтает в земле ковыряться.
– Нет. Скажи мне лучше, где у них может быть пульт управления охранной системой? Подумай, не торопись.
– Там же, где запасники, – сказал он.
– Это где?
– В подвале.
Неожиданно вокруг запели птички. Это ожил телефон, сигнализируя, что кто-то хочет пообщаться. Как я и предполагал, хозяева «Семи пещер» решили выйти на связь, прежде чем мчаться самолично, и Шершень не подкачал, исполнил свою партию без капризов. Вероятно, бывшего астронома вдохновила моя рука, которую я возложил на его дрябловатую шею. Увы, лучшее, что мне удается в жизни, это пугать людей. Громкая связь по моему повелению был оставлена, так что мы с Лэном незримо присутствовали в разговоре. Выяснилось, что в антикварной фирме рванула труба на третьем этаже, а также невесть каким образом сохранившийся радиатор на втором. Я был абсолютно прав, когда прописал ни в чем не повинному дому горячую клизму. Система, не продувавшаяся несколько десятков лет и забитая воздушными пробками, не могла не рвануть. («А у нас? – искренне забеспокоился Шершень. – У нас нигде не протекло?») Прав я оказался и в том, что слово «полиция» наилучшим образом подстегнуло желание соседей вмешаться.
– Зачем нам копы, Владислав? – спросил голос со странным акцентом, отчетливо забеспокоившись. – Зачем нам с вами такая реклама? Образумим бодрецов сами, охрана уже бежит к вам…
Мне бежать было необязательно, достаточно было занять позицию и подождать.
Охранники ворвались без звонка, азартно и зло. Они думали, ночные хулиганы – это игрушки для настоящих мужчин. Не завидую людям, которым приходится так разочаровываться. Встретив гостей, я аккуратно положил их на паркетный пол – прямо тут же, в коридорчике. Шершень выглянул и вскрикнул. Лэн по обыкновению молчал, лицо его было непроницаемо. Что творилось в юной душе атлета, я не знал, но очень бы не хотелось, чтобы ему понравился мой стиль поведения. Надеюсь, героический образ дяди Вани несколько поблек после увиденного. Откровенно говоря, мне было стыдно перед парнем… Я связал охранников при помощи их же галстуков, потом быстро обыскал бесчувственные тела. Разрядники в кобурах и магнитные ключи. И то, и другое могло пригодиться. Я сказал Лэну, пряча чужое добро в своих карманах: придется тебе, дружок, теперь приглядывать еще и за этими молодцами. Радиофоны, висевшие у них на поясе, я снял и стукнул друг о друга – как пасхальные яйца. Лопнули оба. Но прежде чем уйти, я наведался в спальню Шершня. Ночного колпака там не нашлось, зато была наволочка – ее я и надел на голову. За неимением лучшего сойдет. Чем глупее вид, тем меньше глупых вопросов. Прихватил также кофейник с тумбочки, вылив содержимое в большой горшок с неким забавным растением. Плоды у растения были кругленькие, толстенькие, ровненькие – как перламутровые монетки. Лунарий – таково научное название, а в народе – просто «денежка». Чертовски символично. Эта же диковина, помнится, росла в саду у Стаса… однако для воспоминаний не было времени.