Агент Низа
Шрифт:
— Чем могу быть полезен? — рядом с девушкой вырос симпатичный портье.
— Я увидела знакомую, — пробормотала Брижитт, — то есть знакомую мамы, не знаю, как ее зовут, такая маленькая старушка в черном…
— А, миссис Джимбль! Экспедиционная контора «Джимбль и сыновья». Сна вчера сняла у нас все помещения на верхнем этаже. Кажется, сейчас занимается оборудованием. Я соединю вас…
— Благодарю. Я пойду сама.
Портье дал ей ценные указания, но при этом так нагло пялился на нее, что ей захотелось поскорее прекратить разговор.
— Старушенция
— Возможно, завтра, — сказала Брижитт и вышла на улицу. Взглянула на стеклянную стену, на вершине которой Приап свил себе гнездо наверняка не с благотворительной целью. А может, она ошиблась? Нет. Она доверяла своей интуиции.
К тому же интуиция постаралась не обмануть оказанного ей доверия. Она быстро довела мадемуазель Лебланк до бюро услуг. «Барт Уайт, VI этаж, от лифта налево». Внутри, в лучах электрических лампочек, томилась полная блондинка, которая сразу окинула Брижитт, а может, только ее крашеные волосы неодобрительным взглядом.
— К кому?
— К мистеру Уайту. Мой друг…
Но у секретарши не было ни времени, ни желания заниматься чьими бы то ни было друзьями, тем более, что она занималась холением ногтей.
— Шефа нет. Будет через четыре часа.
— Но у меня срочное дело. Нельзя ли его как-нибудь отыскать?
— Нельзя. Комната ожидания рядом.
Брижитт прошла туда. Присела. У нее была прорва времени, чтобы следить за стрелками настенных часов, медленно, но верно двигающимися вперед. В тот момент, когда секретарша лениво, как жирный кот, относила какие-то бумаги в кабинет, Брижитт удалось заглянуть внутрь. За широким, как Елисейские Поля, письменным столом стояло кресло, а за креслом с одной стороны статуэтка Фемиды, а с другой — копия Сикстинской Мадонны.
Мадемуазель Лебланк с удовлетворением почувствовала, что попала куда надо.
День шел к концу. На горные вершины еще падало немного света, но в долину уже спустился мрак, освещаемый десятками маленьких, теплых искорок. Под каждой скрывалась какая-нибудь комнатка, какие-нибудь люди, чаще всего — два человека.
Анита, как бы желая вознаградить Меффа за целый день, проведенный в одиночестве, предложила вечерний променад. С лыжной прогулки она вернулась, когда начало смеркаться. К счастью, скандинав остался позади, на каком-то крутом спуске.
«Лучше поздно, чем никогда», — решил Мефф, но тут же подумал о безопасности. На мансарде ему, в принципе, ничто не угрожало. Мансарда со скандинавами и какой-то семьей с ребенком находилась на конце невероятно скрипучего коридора. Окно выходило на единственную дорогу, ведущую к пансионату. При любой ситуации оставалось достаточно времени, чтобы исчезнуть, провалиться под землю или воспользоваться адским пламенем, применение которого не запрещала ни одна из международных конвенций. Но прогулка! ? Тени становились все плотнее, враждебнее… За любым
Фаусон выбрал компромиссное решение, то есть вышел из пансионата, но на первой же из двенадцати ступенек споткнулся и съехал по лестнице, проделав по пути двойное сальто и мертвую петлю. Когда он выбрался из сугроба, гримаса боли искривила ему лицо. Любое движение ноги вызывало сон.
— Бедняжка! — Гавранкова помогла ему подняться. Потом провела в свою комнату, сделала компресс и согласилась на совместный ужин здесь, наверху, при свечах. Быть может, вывихнутая нога Меффа повысила крепит ее доверия мужчине.
За окном шел снег. Портье напомнил, что связь с миром будет восстановлена не раньше чем завтра.
Разговор вначале не клеился. Фаусон пытался направить его на эмоциональные рельсы. Говорил, что нет ничего хуже человеческого одиночества…
— Человек никогда не бывает одинок, — ответила Анита, — с ним всегда Бог (сатана беспокойно пошевелился) и ближние.
— Да, но трудно всех ближних считать одинаково близкими. Человеку предначертано отыскать себе другого ближнего, лучше всего — противоположного пола…
— Да, человек должен иметь детей. Фаусон чуть не вспылил.
— Да ну их, детей! Человек сам нуждается в счастье, радости, удовольствии, а это в достаточной степени ему может дать лишь другой, любящий, понимающий его человек.
Словно дельтапланерист, он ринулся в глубь голубых очей девушки. Однако поверхность озер осталась неподвижной.
— Ты нужна мне, Анита!
Девушка покрылась румянцем, словно ощипанный гусь на медленном огне.
— Я знаю!
— Эти несколько дней, — продолжал он, — подтвердили то, что я и так предчувствовал с первой минуты. Мы созданы друг для друга. Человек не знает, сколько ему осталось жить. Но всю ту жизнь, что у меня есть, я хотел бы подарить тебе.
Занавески ресниц прикрыли глаза девушки.
— Я всегда был одинок. Если даже я и ухитрялся обманывать себя, я все равно оставался одиноким, оторванным от мира, словно муха, погруженная в янтарь. Может, я был слишком слаб, чтобы умело вести борьбу, а может, не встретил никого подобного тебе. Случалось, мне нужна была помощь, но никто не являлся!
Теперь дьявол изъяснялся совсем так, как давний, тогдашний Мефф из своего дочертового периода.
— Чем я могу помочь, скажи? — спокойно спросила Анита.
Ее деловой тон убил настроение. Мефф замолчал. Что-то в нем задрожало, страх, что, может, весь разговор происходит слишком поздно, что душа Аниты навсегда останется для него недоступной, как вершина ближнего Маттерхорна.
— Ты очень мил, — девушка прикоснулась к нему рукой, — но мы слишком разные.
— Различия сближают сильнее, чем подобия! Все пребывает в диалектическом развитии. Позволим же развиться нашим чувствам.
— А может, что-нибудь перекусим, пока все не остыло? — спросила Гавранкова.