Агент полковника Артамонова(Роман)
Шрифт:
Разыскать так называемого племянника взялся, к удивлению, не турецкий офицер, а лейтенант-англичанин, поступивший на службу в османскую армию.
— Как звать его? — спросил англичанин.
Константин назвал, кто он и откуда. Пообещал озолотить его пятифунтовой ассигнацией, если тот узнает, в каком подразделении служит племянник.
Англичанин оказался человеком дела. Уже на следующую неделю в шинели нараспашку он ворвался в кофейню, радостно позвал:
— Нури, с тебя пять фунтов!
— А где же мой племянник?
— Тогда
Фаврикодоров торговаться не стал.
— Показывай племянника.
— Завтра, — пообещал лейтенант, — я буду гнать курсантов на полигон. До возвращения с полигона оставлю твоего племянника у тебя.
— Хорошо, — ответил Нури. — Завтра вы получите свои десять фунтов.
— О-кей.
Утром, когда в кофейне еще не было посетителей (только что кончился утренний намаз), лейтенант-англичанин, как всегда, с веселыми глазами, ввел высокого плечистого гвардейца. Он был в темно-коричневой шинели, в мерлушковой шапке с красным верхом, на ногах коричневые, из бычьей кожи, ботинки, какие уже носили в английской армии, подпоясан широким ремнем с медной бляхой, на бляхе вытеснен полумесяц.
Лейтенант взглянул на своего знакомца Нури, перевел взгляд на молодого гвардейца, весело улыбнулся:
— О, вы действительно родня! Как смахивает на тебя этот телеграфный столб! И глаза такие же черные, как египетская ночь.
Англичанин был прав. Нури и гвардеец были разительно похожи друг на друга не только глазами — оба смуглые, оба с одинаковым разлетом бровей, оба горбоносые. Но один из них уже был седой, а второго седина еще не коснулась.
— Я спешу, — сказал лейтенант.
Незаметно для гвардейца Константин сунул в руку англичанину десятифунтовую ассигнацию. Отец и сын остались одни.
— Кофе будешь? — спросил по-болгарски Фаврикодоров, рукой показал на столик. — Я сейчас приготовлю.
Гвардеец стоял, не понимая, что от него хочет этот высокий седеющий мужчина. Понял, что он приглашает сесть.
Гвардеец сел. Константин принес в глиняной чашке ароматный кофе и на медном подносе рахат-лукум.
— Вы кто? Мой дядя? — спросил по-турецки гвардеец.
И Константин перешел на турецкий. Сказал:
— Лейтенант не ошибся. Нас признал за родственников.
— У меня нет никакого дяди.
— А маму свою ты помнишь?
— Маму? Она умерла. Давно.
— А как тебя звала она? В детстве.
— Я — Абдул.
— Это сейчас. А в детстве тебя звали Гочо.
И гвардеец вдруг изменился в лице. Он что-то вспомнил из далекого детства. Его лицо вдруг приняло свирепый вид. Он отодвинул чашку с недопитым кофе, встал. Взял в руку шапку.
— О чем вы еще хотели меня спросить? — в голосе Гочо слышалась неприязнь.
— Отца своего ты помнишь?
— Помню. Он уважаемый человек в Габрово. Он — мудир.
— Твой отец болгарин и мать болгарка.
— Нет!
— Твой отец христианин. И тебя крестили в церкви.
— Врешь, неверный!
— Гочо, сядь. И послушай того, кто тебе не желает зла. Тебя еще маленьким отдал в казарму габровский мудир. Твоя родная мать у него рабыня.
— Врешь, неверный. Моя мать умерла. Она мусульманка, подданная Аллаха. И я мусульманин с рождения.
У Константина оставалось последнее доказательство, что Гочо вовсе не Абдул, что в нем течет болгарская кровь.
— Когда тебя крестили, — продолжал он, — священник увидел на твоей левой ягодице родимое пятно размером с куриное яйцо и сказал: «У вашего мальчика будет трудная судьба. Но в конце его жизни блеснет ему счастье…»
Гочо прервал его злобным возгласом:
— Я знаю, кто ты! Ты поджигал почту. Мне отец рассказывал. Ты дьявол, враг султана! Тебе тогда не отрубили голову…
При этих словах он выскочил из кофейни и направился не на стрельбище, а побежал в крепость. В злобном возбуждении он забыл на лавке суконные рукавицы.
Константин выбежал на улицу с намерением догнать сына и, остановленный морозным ветром, от боли в сердце задохнулся. Это был уже не его сын. Впервые за многие годы он заплакал.
Люди шли по улице, отворачиваясь от студеного ветра, но, увидев раздетого мужчину с заплаканным лицом, в недоумении останавливались: не иначе как наказанный Аллахом.
Фаврикодоров был оглушен встречей с бывшим сыном. Дальнейшее пребывание в этом городке теряло смысл. Бог с ней, с кофейней. Вот когда Шакир-большой вернется с базара, куда он ушел покупать брынзу, передаст ему полученные от ранних посетителей деньги, соберет свои вещички и отправится на дилижансе в Константинополь. Еще можно будет успеть на вечерний поезд до Ени-Загра.
Он понимал: своим сообщением он убьет Марьянку. Его, крепкого мужчину, все еще душили слезы.
Но собраться он не успел. Уже через полчаса нагрянули полицейские и как бандита бросили его под решетку в глубокую обледенелую яму.
Систово — Габрово. 1870. Зима
Тогда, в 1870 году, Чикутин вернулся из Румынии почти ни с чем. Задачу, которую поставил перед ним подполковник Артамонов, он не выполнил — не обнаружил даже след Константина Фаврикодорова.
Вот с Иваном Хаджидимитровым он встретился в Зимнице. Оставаясь перевозчиком контрабандных грузов, он увлекся разведением почтовых голубей. Их у него уже было больше сотни. Соседи осуждающе корили:
— Эх, Иван, Иван, занялся бы полезным делом. Голуби не прокормят. Да и где накупишься для этой птицы корма? Голуби тебя съедят. Надо деньги зарабатывать. Раньше ты был неплохим рыбаком. Может, у тебя что с головой? Обратись к цыганке Мане. Ее вся Валахия знает. Она излечивает даже полоумных.