Агент тьмы
Шрифт:
– Кух… как ты сказала? – Элрин в притворном изумлении вытаращила глаза. – Это какое-то иностранное слово, обозначающее комнату для прислуги?
Бранвен закатила глаза и подняла крышку над тарелкой:
– Давайте ешьте.
По примеру остальных я сняла крышку с тарелки. Рот тут же наполнился слюной от пряных ароматов.
– Нужно произнести тост. – Нериус взял зеленую бутылку, откупорил и налил понемногу прозрачной жидкости в каждый бокал. Содержимое бутылки очень напоминало воду, но прилипало к стеклу, и я решила, что это мед.
Я заметила, что обстановка
Закончив разливать, Нериус поднял бокал, по-прежнему усмехаясь:
– За нашу гостью. И за полное уничтожение Уила Брока, Двора Ужаса, Утопленников и всех, кто к ним относится.
Роан впился в него взглядом, молчаливо предупреждая, но все остальные, включая меня, подняли бокалы. Я не отношусь к Двору Ужаса. Гены не играли для меня никакой роли.
Нериус прищурился, скривив губы в легкой улыбке, – он явно ждал момента, когда я выпью. Жутковато смотрится.
Понаблюдав, как остальные потягивают свои напитки, я последовала их примеру. Когда сладкая густая влага попала на язык, я начала расслабляться. На вкус это напоминало прогулку туманным утром на влажном весеннем воздухе. Я ожидала чего-то горького или очень крепкого. Вместо этого аромат словно пританцовывал на языке.
Я сделала еще один глоток и ощутила, как тепло окутало позвоночник, словно жидкость изучала мое тело. Тепло поднималось между ребер дальше – к голове.
И через секунду я почувствовала всё. Узнала историю всего, что меня окружало: структуру бокала у меня в руках и его долгую историю, когда песок становился жидкостью и превращался в причудливый бокал. Стеклодув, создавший его, гордился своей работой. За год до этого умерла его жена, и он посвятил всего себя ремеслу, чтобы преодолеть боль. Теперь он любил жену другого человека, украдкой вздыхая по ней издалека…
Я закрыла глаза, вдыхая мириады ароматов вокруг. Вдруг поняла, что стул подо мной сделан из одного ствола дуба, который рос семьдесят лет, прежде чем его срубил лесоруб. Дуб вырос из желудя другого дуба, которому было полторы сотни лет, а тот дуб – из другого… Но тут я открыла глаза и обратила внимание на резную столешницу. Дочь плотника, который сделал стол, хотела выйти за подлеца. Строгая древесину, плотник сердито пробормотал себе под нос, что ей место в монастыре.
И фейри вокруг меня. Такие красивые, такие неземные, такие светлые – как боги среди людей… Мне хотелось плакать от того, что они позволили мне сесть и ужинать с ними. Я почувствовала, как слезы защипали глаза, а с языка вот-вот польется бессвязный поток благодарностей. Пламя в груди становилось все жарче, обдавая ребра восхитительным теплом.
Я повернулась к Роану, который с беспокойством смотрел на меня, и от его красоты у меня перехватило дыхание. Каким-то образом под зелеными глазами и короткими волосами я смогла разглядеть истинного Роана – лесное златоглазое божество, благословившее меня своим присутствием и окутавшее
Его магия словно покрывала поцелуями мою кожу. Пульс участился, и я уставилась на его идеальные черты, омытые золотистым светом свечей. Мне нужно прижаться лицом к изгибу его шеи, лизнуть то место, где я его укусила. Нет… нужно увлечь его в другую комнату, сорвать с себя одежду и поклоняться его, умоляя дотронуться до меня. Я плотно сжала бедра, и у меня перехватило дыхание. Все тело словно разбухло. Я чувствовала, как горят щеки, как пылают мышцы, как вздымаются груди под рубашкой – рубашкой Роана. Соски терлись о мягкую ткань. Мне нужно почувствовать, как Роан целует их, скользит по ним языком. По животу разлился жар, я могла думать только об одном: как бы раздеться и трогать себя. Возможно, я соблазню идеальные губы Роана своей грудью, а его пальцы окажутся между моих ног. Если встать на четвереньки… Когда пламя неудержимо полыхнуло в груди, мои пальцы сами нашли путь к подолу рубашки и начали поднимать его.
Рука Роана взметнулась, останавливая меня. Его глаза теперь светились ярко-золотым, все тело излучало глубокое янтарное сияние. Бог солнечного света. Он питался моей чистой похотью, но держал себя в узде. Сохранял контроль.
– Как тебе, понравилось увиденное? – раздался голос Нериуса.
Я повернулась к нему, опустив подол рубашки. Щеки горели. Улыбка Нериуса стала шире. В нем не было ничего неземного и божественного. Жестокий приколист. Издевается над беспомощной жертвой.
Перед глазами плясали цветные пятна, разум лихорадочно заметался, и я даже забыла, как дышать. Смогу ли я вымолвить хоть слово?
Я откашлялась, в ушах зазвенело. Я что сейчас – говорила вслух, причем громко? Мысли метались, и я уцепилась за то единственное, что ощущалось в сознании под ледниками печали ясно и прочно. Горе. Габриэль был мертв и лежал под землей. Добрый и любящий друг, убитый лишь потому, что стал мне слишком близким. Я позволила этой мысли разрастись в сознании, отбросив в сторону все остальное, и постепенно странная эйфория начала спадать.
Я заранее приготовила слова и молилась, чтобы мне удалось произнести их без запинки. Такое сложное предложение… Столько слогов…
– На вкус приятно. – Я понизила тембр голоса, чтобы придать ему твердость. – Но сладковато. Все-таки я предпочитаю пиво.
Бранвен и Элрин взглянули на меня по-новому – с большим уважением. Лицо Нериуса потемнело, он хмуро уставился на бутылку. Глаза Абеллио весело заблестели.
– Это нектар фейри, – объяснил Роан. – Большинство выпивших в первый раз находят его очень крепким.
Абеллио подмигнул мне:
– Роан хочет сказать, что он сводит людей с ума.
Бранвен улыбнулась:
– После нектара люди часто сходят с ума от вожделения или сенсорной перегрузки. Я надеялась, мы увидим что-то более эмоциональное.
– Хорошо, что я только наполовину человек. – Это прозвучало непринужденно, хотя на самом деле я тщательно подбирала слова. Я взяла вилку, стараясь не зацикливаться на том, где добыто серебро, из которого ее сделали. Не думать о безнадежной любви шахтера к своему товарищу, тоже шахтеру, и о серебряных дел мастере, который изготовил вилку, когда умирал от рака. Я подцепила ею пюре, и мой рот наполнил густой масляный вкус.