Агент угрозыска
Шрифт:
– Мне нужна ваша помощь, – начал он. – В том смысле, что нам нужна. Всем нужна.
– Слушаю вас, – ответила она. – Чаю хотите?
– Я к вам по делу. Не хочу затруднять.
– Вы меня ничуть не затрудняете.
Она добавила воды из кувшина в жестяной чайник и поставила его на керосиновую плиту. Вернувшись за стол, она поставила блюдо с нарезанными ломтями кекса, который принес Карагач.
– Неудобно получается, – стушевался Шугарин. – Гостю полагается с гостинцем приходить, а я с пустыми руками.
– Это
– Карагач? – Шугарин насторожился. – Он что, заходил к вам?
– Да, с полчаса назад.
– Зачем?
– Привычка ходить в гости друг к другу осталась у нас еще со старых времен.
Она заварила чай в изящном фарфоровом чайнике с буколической пастушкой, который резко контрастировал со спартанской обстановкой комнаты. Затем разлила его в две чашки и одну из них поставила перед Шугариным.
– Благодарствуйте. – Шугарин осторожно взял чашку. – Вы Семена давно знаете?
– Несколько лет.
– Как вы познакомились?
– Лида нас познакомила, моя сестра.
– Та самая, что его из банды вытащила?
– Вы знаете его историю? Он не часто ее рассказывает. – Она встала и принесла фотографию с комода. – Это мы в тринадцатом году снимались, еще до войны.
Шугарин взял фотографию и долго рассматривал ее.
– Какие у вас тут кудри длинные. – Он провел пальцем по волосам на снимке. – Очень красиво. Вы извините за прямоту, стрижка это у вас по идейным соображениям? В том смысле, что свободная женщина, без всяких этих буржуазных условностей, или после болезни?
– После тифа, – подтвердила она его догадливость. – Тогда всех брили. Потом я решила, что с короткими волосами удобнее.
– Значит, вас вылечили. Повезло, – вздохнул Шугарин. – А у меня и жена Настя, и дочка Любушка сгорели как свечки. – Шугарин поставил фотографию на стол и вернулся к чашке. – Крепкий какой чай у вас, это я люблю.
– Я тоже люблю крепкий.
Ольга пододвинула ему вазочку с вареньем. Рассказала, что это подарок соседки, у которой сестра живет под Москвой. У нее свой сад с яблоками, грушами, сливами, вишней. Летом вся родня собирается к ней помогать собирать ягоды и варить варенье. После чего разъезжаются по домам с банками, чтобы съесть их зимой и через год собраться снова. Они варили варенье при царе, теперь варят при большевиках. Если придет новая власть, так и при ней тоже варить будут. Надо же куда-то яблоки девать.
– Как, по-вашему, Семен хороший человек? – спросил Шугарин, глядя Ольге в глаза.
– Что вы вкладываете в понятие «хороший»? – Она отставила чашку.
– Разве это не для всех одинаково?
– Я тоже раньше так думала. Когда гимназисткой с идеалами была. Все либо черное, либо белое. Все полутона считала трусостью. Отец надо мной смеялся. Он за свою врачебную жизнь много такого видел, что нельзя отнести либо к одной, либо к другой категории. Сейчас я его очень хорошо понимаю.
–
– В Ростове. Городской больницей заведует. Он хороший доктор.
– А человек он хороший?
– Очень.
– Такой же хороший, как Семен?
Пока Ольга обдумывала ответ на вопрос Шугарина, она поправила каждую вещь на столе.
– Если вы меня спросите, идет ли Семен всегда прямым и честным путем? Я не уверена. Доверю ли я ему свою жизнь? – Она посмотрела в глаза Шугарину. – Без сомнений.
– Тогда я спрошу так: пойдет ли он против закона, чтобы помочь преступнику? – задал Шугарин вопрос, который давно его мучил.
– Кто-то из его бывших… коллег? – спросила Ольга, и он кивнул. – Это сложнее. Семен ненавидит предательство. Не знаю, что вам сказать.
Шугарин сцепил пальцы. Он тщательно подбирал слова, чтобы не разорвать ту хрупкую нить доверия, которая протянулась между ними.
– Понимаете, своими действиями он поставил нас в трудное положение. С одной стороны, наверняка он не единственный, кто может опознать Белецкого…
– Белецкого?! – вскрикнула Ольга. – Он в Москве? Его видели?
Шугарин отшатнулся в изумлении:
– Вы знаете Белецкого? Откуда?
– Его банда ограбила поезд, в котором ехала моя сестра. Ее застрелили. Ее и ребенка, которого она носила.
– Вот оно что, – протянул Шугарин, не отрываясь от сверкающих Ольгиных глаз, прекрасных в гневе. – Я так понимаю, помогать Белецкому он не будет.
Ольга горько усмехнулась и покачала головой. Она прошлась по комнате. Руки ее искали дела. Она вернула фотографию со стола на комод, поправила одеяло на кровати, проверила, не вытекает ли керосин из плиты. Шугарин терпеливо ждал, пока она вернется за стол.
– Когда Семен узнал, что Лида погибла, он места себе не находил. Я одно время даже следила за ним, боялась, что он руки на себя наложит. Потом он как-то вдруг успокоился. Пошел в милицию работать, опросил всех выживших после ограбления поезда, нашел украденные вещи, проследил, от кого они получены. Так шаг за шагом он вышел на Белецкого. – Ольга пристально посмотрела на Шугарина. – Я уверена, что Семен приехал не опознавать Белецкого, а пристрелить его как бешеную собаку.
Шугарин слушал ее внимательно, кивая каждой фразе, как если бы она подтверждала его собственные мысли.
– Это я понимаю, – сказал он. – Я одного взять в толк не могу. Кольцо он для чего взял?
Ольга достала из верхнего ящика комода оставленный Семеном перстень и положила его на стол перед Шугариным.
– Он сказал, что если не вернется утром, то отнести его вам вместе с запиской. – Она протянула Шугарину сложенный листок. Тот развернул его и быстро пробежал глазами.
– Телефон у вас есть? – спросил он хриплым от волнения голосом.
– В прихожей.
Шугарин вышел из комнаты и набрал номер: