Агент Византии

Тертлдав Гарри Норман

– Вы не первый, – смягчившись, добавил Саронит. – Разве я могу порицать вас за стремление помочь любимой? Врач придет к вам в свою очередь, обещаю.

Пристыженный и разбитый, Аргирос кивнул и вышел. Вернувшись домой, он увидел, что Елена в гостиной кормит Сергия.

– Будь осторожна, дорогая, он может подхватить твою хворь, – заметил магистр.

Он опасался сказать «оспу» – пока слово не произнесено, еще оставалась надежда, что недуг обойдет их дом стороной.

Елена была очень бледна, и только два

пятна алели на ее щеках. Глаза горели судорожным огнем. Но ее уже не било в ознобе.

– Я знаю, Василий, – твердо ответила она. – Но он же голоден, а у меня в груди есть молоко. Думаешь, мне стоит найти кормилицу на время, пока я больна?

Аргирос прикусил губу. Ни одна женщина не пойдет на такой риск, он это знал. И он не мог осуждать людей за это, вот и Саронит не разозлился, когда Аргирос попытался заставить его сделать для Елены нечто большее, чем требовал служебный долг инспектора.

– А коровье молоко? – предложил он наконец.

Елена нахмурилась.

– От него у младенцев расстраивается желудок, – сказала она. Но затем, как будто для себя самой добавила: – Но это не самое страшное. Да, сходи за молоком. А как ты его будешь кормить? Если он будет просто сосать смоченную в молоке тряпочку, этого совсем недостаточно.

Аргирос понимал, что она права. Он почесал бородку. Служба офицером разведки научила его умению импровизировать, приспосабливать, казалось бы, самые неподходящие вещи к своим нуждам. В отличие от большинства римских чиновников-бюрократов, в своей работе он опирался на силу разума. Так что…

Он щелкнул пальцами.

– Я знаю как! Я использую спринцовку. Сжимая овечий пузырь, я смогу через соломинку давать Сергию столько молока, сколько он сможет проглотить и притом не захлебнуться.

Хотя Елена и была больна, она не сдержала смеха.

– Здорово! До чего же у меня умный муж! Только купи новую.

– Да, я так и собирался сделать – а как же еще?

Аргирос улыбнулся впервые за день. Когда он вышел, робкая надежда поселилась в его сердце.

Молочные фермы в Константинополе были малы, так как в городе негде пасти скот, и располагались возле парков со свежей травой. Магистр поспешил туда, где сегодня утром он нарезал ивовых прутьев.

С нетерпением он ждал, пока дояр вынесет кувшин молока.

– У вас заболел ребенок? – спросил он.

– Нет, его мать.

– Дай Бог, она выздоровеет, это так важно для ребенка. – Дояр и Аргирос перекрестились. – Страшная оспа. Я почти все время молюсь о том, чтобы она обошла наш дом стороной.

– Как и я, – мрачно произнес магистр.

– Ах, и многие другие. Мне еще больше приходится молиться, потому что моя жена Ирина произвела на свет троих сыновей и пять дочерей. – Молочник почесал затылок. – Меня зовут Петр Склерос.

Аргирос представился и воскликнул:

– Восемь детей! И все живы-здоровы?

– Ах,

даже мой младшенький, Петр. Ему всего три, а он уже помогает мне убирать навоз. У малыша на прошлой неделе появились прыщи, у нас сердце в пятки ушло, но это оказалась всего лишь коровья оспа.

– А что это? Никогда не слышал.

– Чтобы знать об этом, надо быть молочником или фермером. Обычно ею болеют коровы – это и по названию ясно, – усмехнулся дояр, – но иногда люди тоже заражаются. Я тоже переболел много лет назад. Но ничего – все мы здоровы, благодарение Господу. Я славлю Его имя. И теперь добавлю молитву-другую и за вашу семью.

– Спасибо. Может, ваши молитвы Бог услышит скорее, чем мои.

– Вы тоже молитесь, господин, – ответил Склерос. – Я вижу, что вы не болели оспой. Тяжко будет, если она и вас поразит, как других.

– Да.

Магистр покачал головой: об этом он еще не задумывался. Он заставил себя отбросить такие мрачные мысли. Даже избегая жены и ребенка, он не смог бы уменьшить угрозу подцепить болезнь. Василий захлопнул крышку кувшина, взял его под мышку и направился домой.

– Надеюсь увидеть вас еще, – крикнул молочник ему вдогонку.

– И я вас, – ответил Аргирос.

Ступив за порог, он сразу забыл о Сергии и его нуждах, хотя мальчик плакал в колыбели. Должно быть, Елена уложила ребенка и, возвращаясь к своей постели, упала на пол без чувств. Василий прикоснулся к ней и почувствовал, что горячка снова вернулась, страшнее, чем раньше.

Елена беспомощно повисла у него в руках. Почему люди без сознания бывают такими тяжелыми?

Она очнулась, когда Аргирос положил ее на кровать.

– Уходи. Уходи, – бормотала она.

– Молчи.

Он оставил ее на минуту, смочил в кувшине тряпку, подул на нее, чтобы остудить, и вытер жене лоб. Елена вздохнула и, казалось, опять впала в забытье. Он сел рядом и взял ее липкую руку.

Так прошел день. Василий сидел подле жены, протирал ее лицо и руки влажными тряпками и успокаивал, когда ее било в лихорадке. Несколько раз она отчасти приходила в сознание и просила ее оставить. Она не хотела слышать, когда он отвечал: «Нет», – и повторяла свою просьбу.

Наконец она набралась сил и спросила:

– Почему ты не отходишь от меня?

– Потому что я тебя люблю, – ответил он.

Улыбка застыла у нее на губах. Он повторял слова любви десятки раз, пока она была без сознания; уже то, что она все же поняла его, послужило ему утешением.

Аргирос покинул спальню, когда закричал Сергий, и неловко сменил пеленки – обычно этим занималась жена. Но пришлось приспособиться. Прежде чем дать мальчику спринцовку с молоком, он смазал медом конец трубки. Старая уловка нянек заставила ребенка с жадностью сосать молоко, хотя он и поморщился, почувствовав незнакомый вкус новой пищи.