Агентство «Вечность не вопрос»
Шрифт:
– Цветы сохранила, – с довольной улыбкой сказал он мне, увидев свои дары, расставленные по вазам.
– Понравились, – призналась шепотом. И не хотела говорить, но вот призналась. Ковер замер, распрямился так, но я все равно не смогла бы элегантно войти в окно, если бы джин не подал мне руку. От белых пальцев его исходил жар, но он не обжигал, а напротив согревал.
– Что с отцом Акакием? – вспомнила вдруг, уже спрыгнув с подоконника с другой стороны – Он ведь может рассказать о том, что ты напал на него.
– Пепел, развеянный по ветру, нем. –
Рука моя дрогнула. Во все глаза я уставилась на это создание. Он убил сатаниста… Испепелил.
– Не говори мне, что тебе жаль его. – тихо сказал джин. – Твое сердце велико, весна моей жизни. Не успей я вовремя, быть тебе в чертогах дьявола, он бы смеялся над тобой, гоняя по огненному кругу твоих самых жутких воспоминаний. Он бы делал это вечность, а когда тебе бы казалось, что ты вот вот выберешься, когда призрачная надежда зарождалась бы в твоем сердце. Он бы безжалостно ее уничтожал.
На самом деле я хотела сказать, что убийство незаконно. Потому что сатаниста мне было совершенно не жалко. Слишком уж уверенно он держал руки на моем горле, будто делал это не в первый раз.
Медиумы частенько оканчивают свои жизни в дурках, потому что крыша, по которой беспрестанно стучат из потустороннего мира рано или поздно начинает течь. Медиум, целенаправленно выходящий на связь с Сатаной, станет опасен для общества довольно быстро, все же любимые забавы демонов – это ложь, хаос и разрушение.
– Мы встретимся через два дня, и если мне прикажут, я буду вынужден причинить тебе вред – джин не стал «заходить» ко мне домой, оставшись стоять на ковре-самолете. – Узнай мое имя, забери артефакт, которым меня держат в неволе. И я стану твоим.
Прозвучало многообещающе и донельзя двусмысленно, особенно если учесть, что кожа джина романтично так подсвечивалась изнутри, а сам он развел руки в стороны, будто предлагая себя.
– Ты домой вернуться не хочешь? Я смогу тебя изгнать хоть сейчас, если сопротивляться не станешь.
На самом деле джин решил бы много наших проблем, если бы согласился вернуться в свою реальность подобру-поздорову.
– Некуда возвращаться, – грустно промолвил он. – Я был последним.
Он посмотрел на меня так внимательно, ожидая моей реакции на его слова. Волосы его, что достигали талии двигались серебряными волнами, глаза цвета молодой травы грустно светились. В груди кольнуло, слишком не подходящим он выглядел в этом мире, невыносимо ярким, слишком красивым. Не манящей красотой демонов, не бешеной привлекательностью обитателей сидхийских холмов, он казался белым пламенем, облаченным в плоть, живым, беспокойным, не всегда совершенным. И вдруг мне стало грустно, что если джин говорит правду? Что, если он и вправду последний? Что тогда случилось с остальными?
Я не задала этого вопроса, хотя мой спаситель явно его ждал. Не от чёрствости души, а потому что все еще не верила ему. Ведь демоны лгут, а джины те еще трикстеры. Так что в начале мир спасем, а потом уже и сказки послушать можно. Хоть восточные, хоть европейские.
–
Косая улыбка озарила его лицо:
– Я никому не скажу, что вы придете на рассвете через два дня.
Он легонько ударил босой пяткой, и ковер взлетел вверх. Так значит на рассвете. Конечно! Если темные вызывают демонов, когда ночь вступает в свои права, то светлые должны делать это на рассвете.
– Спасибо! – попыталась прокричать я, но с губ сорвался только тихий хрип. Я похлопала по карманам мантии, извлекая из нее телефон, который чудом не вывалился. «Все в порядке», отписалась обеспокоенному Люцу и Велычу, которые услышали мой крик на астрале. С Инной я пока связываться не решалась, не представляла, как скажу ей «Прости дорога, клиент не сможет заплатить, потому что лежит у своей машины кучкой пепла». По поводу смерти сатаниста я душевных мук не испытывала. Возможно когда-нибудь потом меня накроет, но не сегодня. А сегодня выспаться надо, осталось только два дня, чтобы привести нашу команду в боевую готовность.
***
Мне было невыносимо жарко. Жар разливался от живота и расходился по коже яркими всполохами. С губ сорвался тихий стон, рот мой приоткрылся навстречу поцелуям… Чтоооо?!
Глаза открылись моментально, чтобы узреть самодовольное лицо инкуба, который уже забрался ко мне в постель и недвусмысленно водил руками по телу. Именно с ним я и целовалась.
– Фу! Иди отсюда. – возмущенно заголосила я, возбуждение смыло будто приливной волной – Кыш! Кыш! Тебе на оргии мало было?
Алехандро убрал свою руку от моей груди, лицо приняло самое обиженное выражение.
– Я хочу помочь тебе, Лина. – сказал мне он, уже расставшись с футболкой. На груди его все еще были следы чужих ногтей, – Я напитался на оргии, могу теперь поделиться.
– Болячками венерическими ты теперь можешь поделиться! Пшел нафиг отсюда.
Слишком явно мне вспомнилась крашенная блондинка, которая потащила мужчину за собой в каморку, а ведь я много не видела на самой оргии. Я толкнула его с кровати, порывисто села, одергивая футболку. К подобному обращению Алехандро явно был не привыкшим. Наверняка, когда перед тобой всю жизнь все раздвигают ноги по щелчку пальцев, самооценка зашкаливает.
– Я не болею человеческими болячками, – возмутился он. Утренние лучи подсвечивали обнаженный торс, так, что кожа казалась бронзовой.
– Ты у меня спросил, прежде чем лезть ко мне в кровать? – я отвела взгляд от инкуба, и взглянула на полосу рассвета. Спать еще и спать бы, если бы не всякие… И вообще, где он был, когда мне отец Акакий трохею ломал. Ах да… напитывался.
– Ни одна женщина не отказывает инкубу. К тому же ты отвечала, отвечаешь…
– Физиология называется. – я закрыла было лицо руками, полыхнув от стыда, но справилась с собой. – Иди спать, Алехандро. Ночь была длинной, нам всем скоро придется выложиться на все сто.