Агентурная сеть

Прелин Игорь Николаевич

В тех случаях, когда горе-профессионалы пренебрегают элементарными мерами предосторожности, вслед за теплой встречей в аэропорту, как правило, следуют и другие не менее недопустимые «вольности». Вновь прибывшего, едва дав ему переодеться, а иногда прямо из аэропорта везут в гости, где его ждет обед или ужин с обильными возлияниями в тесной и потому чересчур откровенной компании остальных сотрудников резидентуры, и во время этого застолья из него не только вытряхивают привезенные из Москвы деликатесы, письма, посылки и прочее, но и все новости и сплетни, циркулирующие в центральном аппарате разведки: кто откуда приехал, кто куда уехал, кто

кем назначен, как руководство оценивает их работу, чего от них ждет в дальнейшем и массу других, не менее пикантных подробностей, над каждой из которых витает гриф секретности.

И если местные или какие другие спецслужбы сумели оборудовать гостеприимную квартиру техникой подслушивания, то такие «посиделки» — сущая находка и кладезь самой разнообразной информации, за которой охотятся все спецслужбы мира.

Я тоже вез и селедку, и вареную колбасу, и черный хлеб, но предпочел бы принести и по-братски разделить все эти непритязательные по тем временам в Москве, но невероятно ценные в Африке деликатесы завтра утром, когда я приду в посольство и встречусь с коллегами в помещении резидентуры. Поэтому очень рассчитывал, что в аэропорт приедут только те, кому действительно необходимо там быть по работе.

Конечно, кроме моих коллег, в аэропорту могли быть и другие встречающие: телеграмму о моем прибытии, как это принято, дали не только по нашей линии, но и в посольство, у меня в стране было порядочное количество знакомых, так что вполне можно было рассчитывать на теплую встречу, поскольку прибытие советника посольства, тем более нового резидента — это всегда заметное событие для всех, кому по долгу службы положено находиться с ним в тесном контакте и кто заинтересован в поддержании нормальных служебных и личных отношений.

Всегда приятно встретить за границей друзей, и если бы не протокольный характер подобной встречи, я не имел бы ничего против, тем более что это не сулило никаких неприятностей, хотя и могло навести наблюдателей на некоторые размышления. Но тут уж ничего не поделаешь: не могли же мы нарушать сложившиеся традиции и специально указывать в телеграмме, чтобы меня никто не встречал…

Все оказалось гораздо проще, и к моей большой радости у входа в зал пограничного контроля меня поджидали всего два человека. Я понял это, когда один из них, молодой человек в белой сорочке с коротким рукавом и галстуке, выудил меня взглядом из толпы пассажиров и, когда мы встретились с ним глазами, обратился ко мне:

— Простите, не вы будете Михаил Иванович?

— Да, это я, — подыграл я ему, хотя мы отлично знали друг друга: еще каких-то полгода назад мы вместе готовились к работе в резидентуре, только для него это была первая командировка, а для меня четвертая.

— Я вице-консул Базиленко. А это завхоз посольства Шестаков, — указал он на стоявшего рядом с ним мужчину лет сорока пяти в такой же сорочке, но без галстука. — Давайте ваш паспорт, сейчас я все оформлю.

Шестаков с удивлением прислушивался к нашему разговору. Как и все завхозы, он отлично разбирался во всех ведомственных хитросплетениях, наверняка давно разобрался и в ведомственной принадлежности Базиленко, знал, кого он встречает, и теперь недоумевал, как это может быть, чтобы подчиненный не знал своего начальника. Но вокруг нас были и другие люди, вот и пришлось разыгрывать перед ним эту комедию.

Отдав Шестакову свои багажные квитанции, я подошел к стойке, возле которой Базиленко оформлял мои документы.

Чиновник

иммиграционной полиции долго разглядывал фотографию на моем паспорте, поочередно поглядывая то на меня, то на Базиленко, а потом спросил:

— Кто из вас Михаил Вдовин?

Мы были разного возраста с Базиленко и абсолютно не похожи друг на друга, но меня ничуть не удивил этот вопрос: как для европейца все африканцы или азиаты на одно лицо, так и им все европейцы кажутся если не близнецами, то по крайней мере близкими родственниками.

— Это я.

Сделав это важное признание, я поймал на себе явно небезразличный взгляд чиновника иммиграционной полиции и подумал, что личность владельца паспорта он уточнял неспроста. Видимо, как только на меня запросили визу, местная служба безопасности проверила меня не только по своим учетам, но и по учетам французских спецслужб, а те в свою очередь поинтересовались моей личностью у американских коллег, сообща они собрали на меня массу интересного и, хотя и не стали препятствовать моему въезду в страну, поставили мое прибытие на контроль. Вот теперь чиновник и хотел окончательно удостовериться, что перед ним стоит именно тот советский дипломат, о прибытии которого он должен проинформировать службу безопасности.

Возвращая мой паспорт, чиновник еще раз внимательно посмотрел на меня, и я представил, как завтра, а может, послезавтра моя регистрационная карточка поступит в госсекретариат внутренних дел и безопасности, после чего каждый мой шаг в этой стране станет предметом повседневных забот этого учреждения. Безусловно, это создаст мне массу неудобств, однако все же было приятно сознавать, что тебя здесь уже знают и проявляют по отношению к тебе такую заботу.

Теперь только от меня зависело, оправдаю ли я их надежды…

3

Если бы год назад кто-то сказал мне, что вскоре я окажусь в африканской стране да еще в качестве резидента, я, наверное, счел бы это за розыгрыш и вскоре забыл, как забывают несбывающиеся прогнозы всевозможных прорицателей.

И дело было не только в том, что сотрудники внешней контрразведки, специализирующиеся прежде всего на обеспечении безопасности, редко становятся резидентами. Гораздо существеннее то, что по натуре своей я не слишком властолюбивый человек, и, наверное, поэтому меня никогда не влекло к руководящей работе. Напротив, я устроен таким образом, что больше всего мне нравится работать самому, притом желательно на самом остром участке, пропуская через себя все, из чего складывается оперативная деятельность. По этому поводу один древний мыслитель, на себе, видимо, испытавший все прелести руководящей работы, как-то сказал, что глупые стремятся управлять всеми, умные — только собой. Вот и я еще задолго до того, как мне на глаза попалось это мудрое изречение, интуитивно прочувствовал всю его справедливость и всегда стремился жить, руководствуясь этим принципом.

И действительно, какое это счастье, когда в твоем подчинении всего один человек — ты сам, особенно если ты достаточно умен и умеешь подчиняться самому себе. Остается только досконально и всесторонне изучить себя, знать все свои сильные и слабые стороны — и идеальный подчиненный готов. И если к тому же ты не страдаешь раздвоением личности, а всегда знаешь, чего хочешь и к чему стремишься, возникает полное единодушие между начальником и подчиненным, которого никогда не удается добиться в самом дружном коллективе и о котором можно только мечтать.