Агидель стремится к Волге
Шрифт:
Чтобы собраться с мыслями, решить, как быть дальше, в начале зимы 1564 года государь удалился из Кремля. Он объявил, что отправляется на богомолье, а сам уехал в Александровскую слободу.
За ним следовал целый обоз. Царя сопровождали не только домочадцы и слуги, но и верные ему приближенные бояре.
Через месяц в Москву прибыл гонец, доставивший две царские грамоты. Одна из них предназначалась митрополиту Афанасию, другая — простому народу.
В первом послании Иван Грозный обвинял боярство в вечных кознях, изменах и преступлениях, к коим причислял убийство царицы Анастасии и царевича Дмитрия. Он писал: «не хотя многих изменных дел терпети, мы от великой жалости сердца оставили
Вторая грамота была зачитана по его велению на городской площади во всеуслышание. Обращаясь к московскому люду, государь вопрошал: «Желаете ли над собой меня, Русского Православного Царя, Помазанника Божия, как символ и знак своего избранничества и своего служения?..» При этом он давал понять, что вовсе не простой народ считает виною его обид и недовольства, а бояр.
Толпа внимала чтецу в оцепенении. А когда замешательство прошло, началась настоящая паника.
— Наш государь оставил нас! — раздался чей-то душераздирающий вопль.
— Что ж теперича будет? — спросил кто-то, растерянно разводя руками. — Куды ж нам, без царя-то?!. Без него мы ровно сироты!
— Можно ли овцам быть без пастыря?! — восклицали люди.
— Пускай государь казнит лиходеев: в животе и смерти воля его! — Смерть, смерть изменникам!
— Укажите нам изменников: мы сами их истребим! — бушевал народ.
Жизнь в столице замерла: дела стали, суды, приказы опустели, позакрывались лавки.
Боярство, дворянство, окольничие и приказные люди пришли в ужас, засуетились и срочно отправили на поклон к царю депутацию — митрополита и епископов.
— Смилуйся, великий государь, вернись в Москву да царствуй, как прежде! — обратились к нему священнослужители.
— Без тебя не быть в государстве порядку!..
Царь Иоанн выслушал послов благосклонно и, покачав головой, изрек:
— Нет, не могу я вернуться в Москву, покуда там бояре бесчинствуют!
— Послушай нас, государь, — сказал митрополит. — Никто отныне не будет чинить тебе претительных докук. Живи, царствуй да твори по воле своей!
— Да разве ж бояре дадут! — зло усмехнулся Иоанн.
— Не бойся бояр, государь. Святая церковь на твоей стороне, — продолжал уговаривать его владыка. — Знай: коли помедлишь, не вернешься назад в Москву, быть большой беде. Простолюдины работу забросили, кричат, грозятся, тебя требуют…
Убедившись в том, что народ за него, как он на то и рассчитывал, Иван Грозный задумчиво произнес:
— Уж и не знаю, как мне быть-то. Дайте срок… — начал было он, но митрополит не дал ему договорить.
— Не гневайся, великий государь, но нет у тебя боле времени на размышления. Поспешай. Нынче дорога каждая минута. В первопрестольной с нетерпением ожидают нашего возвращения, — взмолился он. — Что прикажешь доложить православному люду?
— Не торопите меня. Как надумаю, дам знать!
— Что ж, в добрый час. Будем ждать! — С этими словами священнослужители откланялись.
XII
Второго февраля 1565 года Иван Грозный торжественно въехал в Москву и по возвращении своем созвал представителей духовенства, бояр и знатных чиновников.
Они смотрели на государя во все глаза и диву давались: надо же было так измениться! Прямо с лица спал. Черты лица заострились, щеки ввалились. Задорный прежде взор угас, густая некогда шевелюра оскудела, борода поредела. Иоанн осунулся, казался утомленным, больным и постаревшим. По всему было видно, нелегко далось ему добровольное отшельничество. Небось, тоскливо и нелегко было пережидать, думать да гадать, как все повернется, как
Тем временем члены совета выстроились чинно и стали ждать, что скажет им Великий князь. Но тот почему-то медлил. Уставившись рассеянным взглядом в одну точку, Иоанн стоял перед всеми и молчал.
Тут теряющие терпение мужи зашушукались, и царь, вскинув голову, грозно спросил:
— Ну, чего вам не так?
Не получив ответа, Иоанн зловеще произнес:
— Я собрал вас тут, чтоб явить вам волю свою: я беру власть по желанию и челобитью московских людей и духовных. Но зарубите себе на носу и другим передайте: отныне я буду править по своему усмотрению. Не потерплю боле непослушников. Никакой пощады изменникам! Не посмотрю на чин да заслуги прежние. Повинных буду карать со всею строгостью и забирать на себя их имущество.
В тот день Иоанн объявил всем о своем решении поделить державу Русскую на две части — на земщину и опричнину [17] . Ивану Грозному не терпелось осуществить задуманное.
В опричнину он включил многие города и участки столицы и установил над ними личное управление. А земскую часть России поручил боярам и жертвовал ею, когда было нужно, своей опричнине. Окружив себя буйными молодцами-опричниками, царь объезжал города и села, предавал их огню и мечу, творил над людьми насилие, казнил их в большом количестве.
17
Это слово было в употреблении задолго до царствования Ивана Грозного. Так называли остаток поместья, достаточный для пропитания вдовы и сирот павшего в бою или умершего на службе воина («вдовья доля»). Поместье, жаловавшееся великим князем за службу, отходило в казну, опричь (кроме) этого небольшого участка. Иван Грозный назвал опричниной города, земли и даже улицы в Москве, которые должны были быть изъяты из привычной схемы административного управления и переходили под личное и безусловное управление царя, обеспечивая материально «опричников» — корпус царских единомышленников, его сослуживцев. Состав опричных земель менялся — часть их со временем возвращалась в «земщину» (т. е. к обычным формам управления), из которой, в свою очередь, к «опричнине» присоединялись новые территории и города.
Впоследствии, в ходе государственного переустройства, Иван Грозный додумался до того, что поставил главою земщины правнука последнего великого большеордынского хана Ахмата Саин-Булата, нареченного по добровольном крещении Симеоном Бекбулатовичем.
Посадив на трон и венчав Симеона в Успенском соборе царским венцом, Иоанн стал называть его Великим князем всея Руси, а себе оставил более скромный титул князя Московского.
Люди недоумевали, шептались, строили всевозможные догадки. А вскоре прошла молва, будто бы Иван Грозный поступил так из суеверия, мол, ведуны напророчили московскому царю скорую смерть, вот он и решил таким образом обмануть провидение.
Иоанн настолько увлекся ролью простого боярина, что даже подавал соправителю от себя челобитные, подписываясь как Иванец Васильев, и всем остальным приказывал писать грамоты на имя его.
Очень многим не по нраву пришлась эта вздорная царская прихоть. Но никто не решался перечить Ивану Грозному. Все решил случай.
Как-то раз митрополит московский явился к нему с челобитной и только было приступил к изложению своей просьбы, как тот недовольно одернул просителя:
— Ты, что, никак запамятовал, что я не у дел?! Коли есть нужда, ступай к Симеону Бекбулатовичу. Он — великий князь всея Руси!