Агидель стремится к Волге
Шрифт:
У тех был готов ответ:
— Не горюй, атаман, пока у окрестных дикарей в деревеньках скотинка не переведется, не пропадем!
Ермак подумал немного и махнул рукой:
— А и впрямь, незачем голову ломать! Деваться нам некуда. На охоту ходить — токмо зелье переводить. Так что будь по-вашему!..
Получив добро, разбойнички, горланя от радости, разбежались голодными сворами по окрестным аулам. А ближе к сумеркам к казачьему лагерю стали подгонять отнятую у местного населения скотину.
Обеспечив себя припасами, мужики успокоились, обленились.
— Ежели заставить местных нехристей али рыбу удить, авось да продержимся, — рассудил Ермак и велел свести к речке из окрестных селений мужчин.
Вконец обессилевшие, они не в состоянии были долбить лунки и заниматься рыбной ловлей. В приступе свирепого отчаяния казаки изрубили их в куски. Жестокая расправа над местными положение не улучшила: некоторые из разбойников до тепла не дотянули.
Как только в воздухе пахнуло грядущей весной, началась подготовка к походу. Легкие струги решено было оставить, тяжелые — бросить, а вместо них долбить и смолить новые. Ермак принудил к этой работе и местное население.
Едва дождавшись, когда половодье пойдет на убыль, казаки надумали плыть, и вскоре груженая флотилия двинулась вначале по Жаровле, потом по Баранче добралась до Тагила. Тагил же принес дружину к реке под названием Тура, где как раз и начиналось Сибирское ханство.
Потехи ради решили попугать оружием не успевших откочевать на летовку жителей первого попавшегося им на пути городка. Те попробовали было встретить непрошеных гостей стрелами, но вскоре разбежались, обезумев от вида и грохота огнедышащих пищалей, от громовых раскатов пушек и бросив жилища на разорение.
Опьяненный первой победой Ермак, колотя себя кулаком в грудь, самодовольно изрек:
— Браты вы мои, быть мне теперича ентой земле хозяином! Богатство и жонки царька поганого — мое! Все, что отыщете, берите и делите по справедливости. Закатим пир. Душу отведите! Ликуйте, пейте да ешьте, сколь пузо примет, с молодухами порезвитесь.
— Ура! Атаману нашему слава! — завопили ошалевшие от радости Ермаковы подельники.
— Слава, слава! — Разбойники с истошными криками ринулись на поиски женщин.
Ермак остался наедине с Иваном Кольцом.
— Атаман, надолго ли мы тута осели? — спросил его помощник.
— Зачем спрашиваешь?
— Да вот думаю, забалуются мужики-то. Опосля их с места не сдвинешь.
— Пущай передохнут, порезвятся малость, с бабенками натешатся. Чай, изголодались. Весенние соки в жилах бродят…
— Наипервейшее ремесло наше — сеча! Казак без ратного дела — не казак!
— Верно! Ну так что?
— Так ведь и Сибирь — не юга. Обернуться не успеешь, глядь — а там уж и новая зима не за горами. Ежели загодя о припасе да об теплой одежке не похлопотать, будет как в прошлый раз. Так и без людей остаться немудрено.
— Ты чего это раскаркался, аки ворон? Пошто я должен казачков своих неволить? Сказано, обождать надо.
— Доколе ждать-то? — упорствовал Кольцо.
— Ох, и достал ты меня пуще гнуса! — воскликнул в досаде Ермак, с остервенением расчесывая руки. — Приспичило, что ли? А ну, выкладывай начистоту, чего тебе от меня надобно?
— Дозволь по улусам пройтись…
— Э-э-э, брат! Так бы сразу и выложил, а то заладил!.. — повеселев, усмехнулся Ермак. — Отчего ж не позволить-то, сердешный мой, коли охота? Благое дело казацкое…
Одобрив почин своего помощника, атаман велел разыскать и привести к нему жен местного князька…
На другой день Иван Кольцо покинул стан. Пока Ермак кутил да развлекался, казаки опустошали ближние улусы, сжигая жилища тех, кто отказывался делиться с ними своим добром.
Завидев как-то со стругов укрепленный городок, Кольцо велел пристать к берегу. Представившись купцом, он уговорил стражников открыть ворота и проник со своими людьми внутрь.
В Тархане нашлось чем поживиться.
Неделю спустя отряд вернулся назад.
— Сказывай, где атаман? — первым делом осведомился Кольцо у казака, сторожившего вход в княжескую избу.
— Почивает.
Иван Кольцо вбежал внутрь без доклада.
Возлежавший на ложе бежавшего хозяина с самой юной из его жен Ермак лениво обернулся на вошедшего и, громко зевнув, протянул:
— A-а, вернулся?
— Как видишь.
— Ну и как, велика ли добыча?
— Велика. Ажно струги под грузом осели, чуть ко дну не пошли. Одежи теплой добыли, рухляди [27] , хлеба да прочей снеди… Короче, не зря сходили.
27
Меха.
Отстранив от себя наложницу, Ермак кое-как поднялся и тут же схватился за сивуху. Выдув без продыху с полкувшина, он тряхнул курчавой головой и с размаху хлопнул друга по плечу.
— Молодец, Иванец!.. Чем же мне одарить тебя за великую службу, а? — еле выговорил он заплетающимся языком и обвел затуманенным взором обстановку. Не найдя среди шкур, ковров-келямов, расшитых халатов ничего достойного внимания, он сорвал с молодухи ожерелье из драгоценных камней и протянул его Ивану. — На-ка вот тебе яхонтов, забирай! Да сверх того выбери себе среди княжеских жонок, какая приглянется!
— А на кой ляд мне евоные бабы! — гордо отказался Кольцо.
— Ишь зажрался, нос от знатных жонок воротит! А вот я, как вишь, не побрезговал… — засопел с обидой атаман.
— Не серчай, атаман, не со зла я. Никто мне ноне не люб. Положил я глаз на одну чернявую красотку из града Тархана. Крепко в душу запала.
— Как звать-то твою зазнобу? — заинтересовался Ермак.
— Не припомню. Имя мудреное, басурманское. Учить долго надо…
— Показал бы… Пошто скрываешь?
— Не отважился забрать ее с собою. А теперича вот жалею…