Агнец
Шрифт:
— Доброе утро, Джошуа, — произнес Гаспар. — Ты спал сегодня или уже свободен от этой потребности?
— Да, я больше не сплю, — подтвердил Джош.
— Тогда ты извинишь нас с Двадцать Первым. Нам еще нужно питаться.
Гаспар налил нам чаю и с полки, где хранился чайный лист, достал два рисовых колобка. Один протянул мне, и я взял.
— Только у меня с собой нет миски, — сказал я, опасаясь, что Гаспар опять рассердится. Откуда ж я знал? Монахи всегда завтракали вместе. Явное нарушение устава.
— Твои руки чисты, — сказал Гаспар. Отхлебнул чаю и
Вскоре комната нагрелась от жаровни, и я больше не мог разглядеть дыхания Джоша. Кроме того, он, очевидно, превозмог гастрические недомогания, вызванные тысячелетним яйцом. Я уже занервничал: Номер Три дожидался нас с Джошем во дворе на тренировку. Но едва я приоткрыл рот, Гаспар поднял палец, призывая к молчанию.
— Джошуа, — начал он. — Ты знаешь, что такое бод-хисатва?
— Нет, учитель, не знаю.
— Бодхисатвой был Гаутама Будда. Бодхисатвами также были двадцать семь патриархов после Будды. Некоторые утверждают, что я и сам бодхисатва, но так утверждаю не я.
— Будд не существует, — ответил Джошуа.
— Воистину, — согласился Гаспар, — но когда кто-то достигает места Буддовости и осознает, что Будды не существует, поскольку вообще всё — Будда, когда он достигает просветления, однако в нирвану не переходит, пока все остальные разумные существа не окажутся там раньше его, тогда он становится бодхисатвой. Спасителем. Принимая такое решение, бодхисагва ухватывает единственную вещь, что вообще можно ухватить, — сочувствие к страданию своих собратьев. Ты меня понимаешь?
— Кажется, да, — ответил Джошуа. — Но решение стать бодхисатвой само по себе похоже на акт эго, на отрицание просветления.
— Так оно и есть, Джошуа. Это акт любви к себе.
— Так ты предлагаешь мне стать бодхисатвой?
— Если я скажу тебе: люби соседа своего, как самого себя, означает ли это, что я велю тебе стать себялюбивым?
На миг повисло молчание, и я посмотрел на то место, откуда исходил голос Джоша. Мой друг постепенно проявлялся.
— Нет.
— Почему? — спросил Гаспар.
— «Возлюби соседа своего, как самого себя…» — Тут наступила долгая пауза: я представлял, как Джошуа смотрит на небо в поисках ответа — он так делал довольно часто. Затем: — «…ибо он есть ты, а ты есть он, и всё, что стоило возлюблять, есть всё».
Джошуа сгустился прямо у нас на глазах — полностью одетый, ничуть не хуже, чем до исчезновения.
Гаспар улыбнулся, и словно растаяли лишние годы, что отяготили было его лицо. В облике его проступили мир и покой, и на мгновение мне почудилось, что он молод, как и мы.
— Это правильно, Джошуа. Ты — поистине просветленное существо.
— Я стану бодхисатвой для своего народа, — сказал Джошуа.
— Хорошо, а теперь ступай побрей яка, — сказал Гаспар.
Я выронил рисовый колобок.
— Что?
— А ты иди отыщи Третий Номер и приступай к тренировкам на кольях.
— Давай я побрею яка, — вызвался я. — Я уже умею. Джошуа положил руку мне на плечо:
— Со мной все будет в порядке.
— А через месяц, — продолжал
— Но я ведь уже просветлен, — возмутился Джош.
— Это хорошо. Иди брить яка, — ответил учитель.
Наверное, не стоило удивляться, когда на следующее утро Джош появился в общей трапезной с тюком ячьей шерсти и без единой царапины. Остальные монахи, по крайней мере, не удивились. Вообще-то они даже голов не подняли от своего риса и чая. (За все годы в монастыре Гаспара я убедился, что буддистского монаха удивить невероятно трудно — особенно того, кто натаскан в кунг-фу. Они настолько растворены в каждом данном мгновении, что нужно буквально стать невидимым и неслышимым и только после этого подкрадываться к монаху, но даже тогда наскоков из-за спины и воплей «ага!» не хватит, чтобы растрясти их чакры. Настоящей реакции можно добиться, шарахнув монаха по башке боевой дубинкой, но если он услыхал свист дубинки в воздухе, есть неплохой шанс, что он ее перехватит, заберет и тебя же ею измесит в жидкую кашицу. Поэтому-да, они совсем не удивились, когда невредимый Джошуа принес им шерсть яка.)
— Как? — спросил я, поскольку именно это мне и хотелось узнать.
— Я рассказал ей, что собираюсь сделать, — ответил Джошуа. — И она стояла совершенно неподвижно.
— Ты просто сказал ей, что будешь делать?
— Да. Она не боялась, а потому не сопротивлялась. Весь страх — он от того, Шмяк, что пытаешься разглядеть будущее. А если знаешь, что грядет, бояться нечего.
— Это неправда. Я знал, что будет, а именно: як тебя растопчет, а исцелять у меня не получается, как у тебя. Поэтому я боялся.
— Ой, ну тогда я ошибся. Извини. Значит, ты ей просто не понравился.
— Вот это больше похоже на правду. — Я был доволен, что доказал истину. Джошуа сел на пол напротив меня. Ему тоже не разрешалось есть, но чай пить было можно. — Есть хочешь?
— Да, а ты?
— Умираю от голода. Тебе как спалось? Без одеяла то есть?
— Холодно, только я привык за тренировки и уснул все равно.
— А я пробовал, но всю ночь зуб на зуб не попадал. Джош, а ведь даже зима еще не наступила. Когда выпадет снег, мы же без одеял околеем. Ненавижу холод.
— Ты сам должен стать холодом.
— Знаешь, в просветленном состоянии ты мне больше нравился.
Теперь Гаспар надзирал за нашими тренировками лично. Каждую секунду, пока мы скакали с кола на кол, он нещадно муштровал нас, учил сложным движениям рук и ног. Все это входило в режим кунг-фу. (У меня возникло странное чувство, что эти движения я уже видел: Радость исполняла причудливые танцы в крепости Валтасара. Так Гаспар научил колдуна или наоборот?) Пока мы сидели и медитировали — часто всю ночь напролет, — Гаспар стоял сзади с бамбуковой палкой и периодически колотил нас по головам. Для чего, я так и не понял.