Агония и смерть Адольфа Гитлера
Шрифт:
Было указано на то, что Америка заинтересована не в Европе, а в Азии, Канаде и Австралии, а Англия сама считает себя не европейской державой и до сих пор, натравливая в Европе одно государство на другое, сеяла лишь беспокойство. Россия же, наоборот, является теперь наиболее сильным европейским государством, и поэтому по окончании всех войн в Европе никогда не будет справедливого и прочного союза.
Россия и Германия — два государства, которые и в хозяйственном отношении превосходно дополняют друг друга.
На основании моего личного опыта — командира полка и командира дивизии во время войны — я хотел бы
В полдень 1 мая было составлено письмо к командующему русскими силами под Берлином, в котором было отклонено требование о безоговорочной капитуляции до переговоров с гросс-адмиралом Деницем. Одновременно еще раз излагалась просьба о перемирии, и на это ожидался ответ. Но так как до 18.00 ответа не последовало, то на 21.00 1 мая был назначен прорыв из окружения.
Свою боевую группу я разделил на семь групп и приказал пробиваться каждой самостоятельно, так как ввиду сложившейся обстановки прорыв в составе всей группы я считал невозможным. Мои группы должны были прорываться на север через Панкорс и далее северо-западнее на Хавель. Затем, двигаясь в общем направлении на Фербел-лин, стремиться соединиться с немецкими частями.
В 20.00 я закончил все приготовления и направился к генералам Кребсу и Бургдорфу, чтобы попрощаться с ними. Генерал Бургдорф сказал мне, что он не хочет примкнуть к прорыву, потому что уже слишком стар и испытал подобное в 1918 году. Он хотел остаться в имперской канцелярии.
Генералу Кребсу еще не было ясно, что он должен делать. Он лично пожелал мне всего доброго и удачного прорыва. Я не могу сказать, покончили оба генерала с собой или куда-нибудь скрылись.
Вслед за этим я направился в убежище фюрера к доктору Геббельсу, также для того, чтобы попрощаться. Мне было известно, что Геббельс не хотел покидать Берлин. Он уже говорил об этом в предыдущие дни. Я встретил Геббельса с женой у входа в их комнаты. Я попрощался сначала с женой Геббельса, которая сказала мне, что шестеро их детей уже умерли и они с мужем также хотят покончить с собой.
Ее словами ко мне были: «Мои дети уже маленькие ангелы, и теперь мы с мужем пойдем вслед за ними». Я видел, что в руке у нее была маленькая бутылочка с ядом (цианистый калий). Затем я простился с Геббельсом, и он мне еще сказал, что как гауляйтер Берлина никогда не покинет этого города и так или иначе после гибели Германии ему все равно не жить. Затем он прошел с женой в свои комнаты, а я тотчас же направился к своей первой группе, которой командовал лично. Это было в 21.10.
К моей первой группе примкнули посол Хебель и адмирал Фосс. В 21.30 я покинул имперскую канцелярию и со своей группой благополучно дошел до вокзала Фрид-рихштрассе. Это место обстреливалось сильным артиллерийским и ружейным огнем, поэтому моя группа была несколько рассеяна. Перейдя через Шпрее с остатками группы, я благополучно дошел по трамвайной линии до Карл-штрассе и затем до Фридрихштрассе — Гауссенштрассе до полицейских казарм, рядом
Здесь мы встретились с крупными силами русских, и дальше нам пройти не удалось. Я был легко ранен, получив четыре царапины, одним из выстрелов был ранен и адмирал Фосс. Во время боя я потерял его. (Позднее я слышал, что он находится в плену.) После этого мы повернули обратно и попытались пройти мимо Штеттинского вокзала. Это нам удалось к утру 2 мая, а к полудню на Шенхаузер-алее я встретил генерала Рауха, генерал-лейтенанта Раттенхубера и полковника Германна. Мы решили организовать общий командный пункт в пивоварне Шультхейс-Путценхоф, привести в порядок все войска (к этому времени были объединены солдаты всех частей вооруженных сил, а также фольксштурма и полиции, как с оружием, так и без него) и затем с наступлением темноты вновь сделать попытку прорваться из окружения.
В течение второй половины дня с русской стороны мы неоднократно получали требования сдаться. Мы внимательно продумали свое положение и решили, что войска, находящиеся на территории пивоварни, имеют очень незначительную боеспособность. Часть солдат фольксш-турма и полиции просто-напросто разбежалась и исчезла, остальная часть была не полностью вооружена и не все были обеспечены боеприпасами. Кроме того, в пивоварне находилось несколько сот раненых. К этому времени пивоварня также уже была окружена. Когда вскоре последовало новое требование сдаться — в противном случае в
18.00 должен был открыться огонь, генерал Раух и я поехали в одну из русских дивизий и во избежание лишнего кровопролития, после заверения в хорошем обращении, сложили оружие. Так мы оказались в плену.
Об организации «Вервольф» я ничего не могу сказать, так как я об этом ничего не знаю, кроме того, что было сообщено в прессе и по радио. В кругу товарищей я однажды узнал, что якобы «Вервольф» был организован Геббельсом.
Что касается вопроса о том, считаю ли я возможной подпольную работу партии, то я на это хочу сказать следующее: дальнейшую подпольную работу партии я считаю невозможной по следующим причинам:
1) Ввиду смерти фюрера, Геббельса и, безусловно, еще многих других руководящих лиц, нет больше руководства партии, которое бы пользовалось доверием.
2) Гауляйтеры— политические руководители своих областей, за немногим исключением, из-за своей роскошной частной жизни и своего эгоизма даже во время войны не пользовались доверием и любовью как со стороны членов партии, так и остальных жителей области. Иногда против них вели активную борьбу сами члены партии. Только лишь личность фюрера и привитая им партийная дисциплина удерживали членов партии от самовольных действий.
3) Адольф Гитлер в 1941 году начал войну на два фронта и тем самым нарушил свой собственный принцип, которому он учил немецкий народ, ибо в своей книге «Моя борьба» он написал, что Германия никогда больше не должна вести войну на двух фронтах. Хотя благодаря первоначальным успехам это несогласие и не выступало наружу, все же оно продолжало чувствоваться.
4) В книге «Моя борьба» Гитлер далее говорит: «Каждое правительство обязано заботиться о сохранении своего народа. Если во время войны правительство видит, что война не приведет к победе, то оно поступает преступно, если еще хоть на один день продолжит эту войну».