Агония обреченных
Шрифт:
«Сеньор Алексеев? — спросил один из бородачей. Алексеев утвердительно кивнул. — Вы просили о встрече с команданте Фиделем Кастро? Он примет вас. Готовы ли вы поехать к нему немедленно?»
Алексеев оделся согласно требованиям протокола: темный костюм, серый галстук; это было оплошностью, суть которой он понял позже.
Сопровождающие привезли Алексеева в здание Национального института аграрной реформы (INRA). На восемнадцатом этаже, на выходе из лифта его встретили два других бородатых человека; эти были вооружены открыто. Одним из встретивших был Фидель Кастро, вторым — помощник команданте,
Наверное, именно эту встречу можно считать точкой отсчета зародившейся тогда дружбы между Фиделем Кастро и Александром Алексеевым.
«Александре, сколько лет вашей революции? — лукаво спросил Фидель, глядя на костюм Алексеева. Они открыли бутылку водки, чокнулись, по рюмке выпили. Водка, икра и альбом с видами Москвы были теми подарками, которые преподнес Алексеев Фиделю Кастро. Выслушав ответ, Кастро не без юмора заметил: — Значит, через сорок два года мы тоже превратимся в буржуев». С тех пор за все время своей работы на Кубе Алексеев галстуков не надевал.
Икра и водка Фиделю Кастро очень понравились. «Какая вкусная… — отозвался Фидель об икре. — Хименес, знаете, мы должны восстановить торговые отношения с Советским Союзом». Но вот папиросы «Герцеговина Флор» — даже несмотря на заверения Алексеева в том, что эти папиросы курил Сталин, — Кастро не понравились. «Слишком много картона и мало табака, — резюмировал Фидель и взял кубинскую сигару. — Вот что курил Черчилль».
Когда разговор перешел на серьезные темы Фидель Кастро испытывал уже расположение к своему новому знакомому из Советского Союза; сказалась общность взглядов по многим вопросам, в том числе и по вопросу советско-кубинских дипломатических отношений, которые тремя годами ранее были разорваны Батистой. Нашли они точки соприкосновения и в вопросе культурного обмена между СССР и Кубой.
Кастро предложил культурно-техническую выставку, которая экспонировалась во многих странах мира, представить на Кубе. Эта выставка была гордостью Советского Союза; в июле — августе она проходила в Нью-Йорке, а в середине октября заканчивалась в Мехико. Там же в Мехико находился глава советской делегации член Президиума ЦК Анастас Иванович Микоян. «Почему бы вам не поехать в Мексику, — скорее предложил, чем спросил Кастро, — и организовать приезд Микояна в Гавану на открытие выставки». Как ни доказывал Алексеев то, что выставка должна переехать на Цейлон и что график утвержден и изменить его практически невозможно, безрезультатно, Кастро стоял на своем: «Вы революционер или нет?» В ноябре выставка побывала-таки в Гаване.
Обсудили они вопрос и предоставления Советским Союзом помощи Кубе, если таковая потребуется и если за ней обратиться Кастро.
…Алексеев улыбнулся воспоминаниям о событиях полуторагодовалой давности, затем снял трубку и, позвонив в пресс-службу, попросил пригласить к телефону Павла Аркадьевича Мясникова.
Под именем Павла Мясникова, специального корреспондента газеты «Правда», в Гаване находился присланный Центром связник Бредли. Только Алексеев знал о том, кем на самом деле является Мясников, и о том, какая у него особая миссия — контакт с человеком, о котором ни Алексеев, ни сам Мясников не знали ничего. Они лишь интуитивно понимали: этот человек
— Павел Аркадьевич, — медленно выговаривая слова, словно продолжая сомневаться, обратился Алексеев к Мясникову, когда тот через полчаса пришел к нему, — я понимаю, что не должен обращаться к вам с подобной просьбой. Однако к этому меня вынуждают обстоятельства; вопрос настолько серьезный, что я просто не могу не использовать все возможности, чтобы решить его. Сейчас вы поймете все сами.
Алексеев пересказал их недавний разговор с Вальдесом; объяснив суть проблемы, попросил:
— Не могли бы вы попросить его помочь нам в этом деле? В меру возможности, разумеется… Со своей стороны мы, конечно, тоже сделаем все возможное, чтобы не допустить покушения на Кастро и Гагарина… Кубинские товарищи тоже уже работают в этом направлении, но больно уж дело-то такое… Сами понимаете…
— Понимаю, — кивнул Мясников и, в свою очередь, спросил: — Могу я рассчитывать на исчерпывающую информацию, связанную с этим вопросом?
— Безусловно. Об уже имеющихся сведениях в курс я введу вас прямо сейчас, о поступающих — буду информировать незамедлительно.
Алексеев рассказал Мясникову о проведенных кубинской контрразведкой операциях в отношении компании «Берлиц», аресте ее директора Вилсона-«Гибсона», его помощников и агентов, изложил механизм готовящейся контрреволюционерами операции «Кондор», о созданной антикастровской организации «Кубинский национальный фронт». Сказал Алексеев и о том, что среди сотрудников кубинской службы безопасности работает весьма информированный «крот».
— Его уже вычисляют, — сообщил Алексеев.
Мясников внимательно его выслушал и кивнул:
— Я… передам ему вашу просьбу, Александр Иванович.
Алексеев помолчал, после чего, ни к кому не обращаясь, словно просто высказывая мысли вслух, сказал:
— Интересно… Хотя бы взглянуть на него.
Первая встреча Мясникова с Бредли должна была состояться на следующий день.
Глава 9
Пауза в разговоре затянулась; Идьигос выглядел слегка растерянным; Кастиенте сидел, закинув ногу на ногу, и смотрел на него с легким прищуром презрительности.
Эта встреча была экстренной; проходила она на той же конспиративной квартире Идьигоса и состоялась по инициативе Кастиенте.
— Просто в голове не укладывается, — прервал наконец паузу Идьигос. — Ведь он назвал пароль, у него был условный знак, подтверждающий его полномочия, описание внешности, которое передали из Вашингтона, совпали до мелочей. И шрам на запястье…
— Шрам… Шрам — ничего не значит, его легко нанести. А что касается пароля и условного знака… Вы что, не допускаете мысли, что в Вашингтоне могут быть лазутчики Кастро? Разведка у них тоже научилась работать. — Кастиенте не говорил — рубил. После последней их встречи, несмотря на доводы Идьигоса, он организовал слежку за представителем управления разведки ЦРУ, находящимся в Гаване под именем французского писателя-публициста Жана Фишера. — Я еще раз повторяю вам: мои люди точно сняли номер, по которому звонил писатель. Это номер их службы безопасности. Жаль, не удалось узнать, о чем он говорил.