Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры
Шрифт:
Если же питомцу петербургских учебных заведений случилось заболеть расстройством желудка с поносом и тошнотой, ему настоятельно рекомендовалось оставаться дома: «начальство учебных заведений не будет взыскивать с воспитанников за отсутствие, если будут доставляемы свидетельства о болезни от родителей или от лиц, под надзором которых учащиеся находятся».
Наставление это было не единственным; свои рекомендации были составлены и «для лиц, заведывающих учебными заведениями С.-Петербургского учебного округа». Им предписывалось следить за чистотой в зданиях, обращать «особенное внимание на то, чтобы отхожие места, как один из главных
Вот и опять набрюшники.
Также директорам гимназий и прочих учебных заведений рекомендовалось:
– «внушать как пансионерам, так и приходящим ученикам, чтобы они всеми мерами избегали простуды, легко располагающей к поносам и холере»;
– «иметь постоянно опытного фельдшера»;
– на время эпидемии «уменьшить учебные занятия, ограничив их тремя уроками в день, и, по желанию родителей или опекунов, дозволить более или менее продолжительные отпуски, а в случае значительного уменьшения числа учащихся, при чрезмерно усиливающейся холере, преподавание вовсе прекратить»;
– при появлении холеры «внушать воспитанникам, чтобы они, для собственной их пользы, не пренебрегали мерами предосторожности, постоянно носили фланелевые или суконные набрюшники и при помощи, соответственно времени годы, одежды избегали всеми мерами простуды».
Трудно сказать, насколько внушать и вправду удавалось – но холерная эпидемия 1866 года оказалась не самой длительной и не самой интенсивной. За три с небольшим ее месяца было диагностировано 16 212 холерных больных, из которых умерло 3345, примерно пятая часть. 22 сентября в Исаакиевском соборе в присутствии цесаревича Александра Александровича состоялось благодарственное молебствие по случаю прекращения холеры; 9 октября по случаю закрытия временного Холерного комитета его участникам была объявлена монаршая благодарность.
На сей раз праздновать и в самом деле было что: хоть в 1867 году в Петербурге и случались отдельные заболевания холерой, они не переросли в эпидемию, да и потом были еще три спокойных года.
Лишь весной 1870-го холера вновь стала поднимать голову; всего за тот год от нее умерли 854 человека (из них 696 – в медицинских учреждениях, остальные на дому). Знаменитый русский терапевт Сергей Петрович Боткин писал о том, как в столице стали появляться предвестники грозной болезни: «В 1870 г. перед появлением холеры в Петербурге стали появляться заболевания острыми желудочно-кишечными катаррами с увеличением и чувствительностью селезенки, печени, почек, с белком в моче и лихорадочным состоянием, редко перемежающегося типа, часто послабляющего, а обыкновенно постоянного с кратковременным течением; большая часть заболеваний оканчивалась выздоровлением в 1, 2, 3, а иногда и в 5 дней».
Наблюдения над холерой, кстати сказать, позволили Сергею Петровичу стать создателем нового средства от холеры и прочих желудочно-кишечных расстройств – знаменитых впоследствии капель Боткина: «гофманских капель и хинной сложной тинктуры по 1 унции, солянокислого хинина 1 драхму, соляной кислоты 1 драхму, мятного перечного масла 10 кап.».
Весной 1871 года всплеск холеры случился куда более значительный,
Сын принца Ольденбургского – это Георгий Петрович Ольденбургский, тоже принц, умерший 5 марта 1871 года в возрасте 22 лет и похороненный в Троице-Сергиевой пустыни в Стрельне.
Следом одна запись Никитенко, 12 марта 1871 года: «Умер Александр Григорьевич Тройницкий, член Государственного совета. Это потеря и для общества, и лично для меня. Он был честный, благородный человек и просвещенный администратор. Мне он был близкий человек, понимал меня и любил. Он несколько времени тому назад, месяца три, был очень болен, но совсем оправился. Недели за две я был у него, и мы поговорили с ним часа два, по обыкновению очень дружески и приятно. В среду он почувствовал припадки холеры, а в пять часов утра его уже не было на свете».
Александр Григорьевич Тройницкий
Александр Григорьевич Тройницкий был не только администратором, но и выдающимся статистиком, он сыграл заметную роль в деле организации государственной статистики в России.
Всего за один только март 1871 года холерой заболели в столице 2495 человек, а умерли 1103. После этого на время эпидемия стихла: 108 летальных исходов в апреле, 99 – в мае, но в июле снова пошла в рост – 695.
Здесь нельзя не вспомнить еще одну жертву холеры 1871 года – унесенную болезнью не в самом Петербурге, а в Кронштадте. Феодора Власьевна Сергиева незадолго до того приехала в гости к сыну, священнику Иоанну Ильичу Сергиеву, будущему Иоанну Кронштадтскому. 4 июля тот записывал в дневнике: «Удиви, Господи, милость Твою и всемогущую силу Твою на матери моей Феодоре, люто занемогшей холерою, изменившейся и ослабевшей до чрезвычайности в несколько часов (от 4-х утра до 12-ти вечера), – исцели ее, – дай за сие прославить Тя, якоже за все милости Твои, Господи».
Молитвы не помогли, 6 июля в седьмом часу утра Феодора Власьевна скончалась. Отец Иоанн тогда с печалью записывал: «Где я встречу после матери такую нежную любовь, такую простоту, безыскусственность, нелицемерность, такое смирение искреннее? Слова: „здравствуй, дитятко, благослови, дитятко“, – останутся у меня навсегда в памяти сердечной, все ее услуги безотговорочные, скорые. Видно, так Господу угодно было, чтобы я походил за ней во время смертельной болезни и похоронил ее, помолился о упокоении души ее».
К поздней осени 1871 года эпидемия стихла, хотя около ста смертей от холеры случилось и в последние месяцы 1871 года. При этом расслабляться горожанам было еще рано: 1872 и 1873 годы тоже оказались холерными. Летом 1872-го, например, одной из жертв холеры стал известный исследователь русской литературы и истории Петр Петрович Пекарский: по свидетельству современника, он еще до начала холеры жаловался на нездоровье, «в этом состоянии он еще обедал в гостях, и, разумеется, без надлежащей осторожности; да обед еще был на открытой галерее, где, вероятно, бедного его и продуло».