Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры
Шрифт:
Городская барачная больница (ныне Городская инфекционная больница имени С.П. Боткина). Фото конца XIX столетия
Мало того: «С целью ознакомления городских санитарных и думских врачей с новейшими открытиями по вопросу о происхождении холеры, которая по исследованиям Р. Коха вызывается особого вида растительным организмом, видимым только под микроскопом – запятообразною бактериею, – согласно постановлению Комиссии общественного здравия, старшим ординатором барачной больницы Н.П. Васильевым, занимающимся бактериологиею, – прочитаны в городской барачной больнице думским
Также были подготовлены врачебные наставления на случай эпидемии холеры («которые при первой надобности могут быть напечатаны и в потребном числе экземпляров распространены среди населения») и определен круг общедоступных препаратов, на которые можно было бы сделать ставку. «По мнению главного врача Обуховской больницы Ф.Ф. Германа, которое разделили и другие врачи больниц, таким средством представляются противохолерные капли четырех составов, а именно: капли двух составов профессора С.П. Боткина, капли Иноземцева и Тильмана».
Вот уже и шагнула медицина вперед, а препараты оставались все те же!
«Этими каплями, заготовленными в потребном количестве в аптеке городской барачной больницы, предположено было, в случае надобности, снабдить дежурных околоточных и дворников частных домов, швейцаров, рабочие артели, мастерские и т. п.».
Вслед за медиками и Министерство внутренних дел издало специальные инструкции по борьбе с холерой, где рекомендовалось, в числе прочего, чтобы местные санитарные комиссии распространяли «как можно шире в народонаселении изданные на случаи холерной эпидемии наставления для публики», а также издавали «по возможности чаще бюллетени о количестве заболевших и умерших от холеры».
Интересное дело, однако: МВД настаивало на широком распространении информации о заболеваемости, а вот Главное управление по делам печати во главе с Евгением Михайловичем Феоктистовым придерживалось иной точки зрения: летом 1891 года, когда очередная пандемия набирала обороты, оно напрочь запретило газетам сообщать какие-либо известия о заболеваниях холерой, «хотя бы даже приходящие из заграницы».
Аналогичные запреты издавались и в 1892 году, когда холера уже быстрым шагом продвигалась по России и грозила столице. Из Персии на Закаспийскую железную дорогу, затем в Ашхабад, Баку, Астрахань, Саратов, Самару, Симбирск, Казань, невзирая на попытки правительства ввести карантины; к середине июня значительная часть губерний уже была под холерой. «Распространению X. сильно способствовал голод 1891–92 гг., сопровождавшийся большим передвижением населения», – отмечала позже Большая медицинская энциклопедия. Пора бы уже бить во все колокола по примеру императора Николая I – однако цензура времен императора Александра III была непреклонна. 13 июня 1892 года: «Безусловно воспрещается упоминать о холере». 17 июля: «Воспрещается говорить вообще о холере. В „Русской Жизни“ сообщается даже, будто хоронят живых, между тем как холера вовсе не имеет грозных размеров».
Последний запрет издали, когда холера уже вплотную подошла к Петербургу. Городские власти и конкретно петербургский градоначальник Виктор Вильгельмович фон Валь к холере готовились обстоятельно; в отчете о деятельности столичного градоначальства и городской полиции за 1892 год фон Валь писал, что «в июне уже выяснилось вполне, что эта грозная болезнь не минует столицы, а потому, в ожидании ее появления, меры борьбы с нею сделались, в силу самых обстоятельств, предметом, на который обращено было все мое внимание».
Особый упор был сделан на «усиленной чистке города», создании санитарных отрядов, устройстве в городских больницах дезинфекционных камер и особых изолированных палат для холерных больных. Подумали также об обеспечении малоимущих горожан «остуженной кипяченой водой», о просветительской работе – и поделом, представления многих о холере были еще вполне пещерными. Большевик Сергей Васильевич Малышев, тогда подросток, стоявший за прилавком в одной из петербургских купеческих лавок, вспоминал про события 1892 года: «Мой мозг усиленно работал и искал ответа на вопрос, действительно ли эта холера напущена врачами, как говорили старухи-шептуньи, или она явилась
Радикальное отличие установок власти от николаевских времен: решено было также «принять общим правилом немедленное направление всех холерных больных в подлежащие больницы; в тех же случаях, когда сами больные, или их близкие, непременно желали бы, чтобы лечение происходило на дому, допускать такое лишь при возможности неуклонного соблюдения профилактических правил».
20 июля 1892 года первые больные с похожими на холеру симптомами были доставлены в городскую Петропавловскую больницу, потом появление болезни в столице подтвердили бактериологически. В первые дни и недели, может быть, «грозных размеров» эпидемия не имела, но уже скоро картина переменилась: в августе холерой заболели 2893 петербуржца. Поскольку замалчивать очевидное стало уже вполне бессмысленно, газетам снова разрешили писать о холере.
И снова нагрянул страх, снова пошли в ход привычные средства предохранения от болезни. Алексей Николаевич Плещеев писал тогда Петру Исаевичу Вейнбергу, что «Мережковский ужасно боится холеры, надел набрюшник, принимает касторку». Что ж, Дмитрий Сергеевич и вправду был мнителен не меньше Тургенева. К счастью, холера и его тоже обошла стороной – потому, возможно, что обитал он в доме Мурузи на Литейном проспекте, а эта часть города традиционно была в числе самых благополучных по холере.
Из тех же августовских дней – история с посещением Александровской больницы для рабочего населения императором Александром III и его супругой императрицей Марией Федоровной. 24 августа августейшая чета «изволила посетить холерных больных, помещавшихся в бараках, и обратить особенное внимание на уход за больными и на их лечение». Главный врач больницы Василий Павлович Доброклонский позже так описывал этот визит, имевший несомненной целью успокоить народные тревоги: «Их Величества, сопровождаемые г. председателем больничной комиссии, г. попечителем больницы, главным доктором и врачами, служащими в больнице, останавливались у постели каждого больного, милостиво осведомлялись у них о ходе болезни и расспрашивали врачей о применяемом ими лечении и о результатах этого лечения. Обойдя два барака, в которых помещались холерные больные, Их Величества, узнав о заболевшей одной из сестер милосердия, ухаживавших за холерными больными, милостиво оказали ей Свое внимание – посетив и ее.
Александр III и его супруга императрица Мария Федоровна посещают холерных больных. 1892 г.
После посещения холерных больных Александром III и его супругой императрицей Марией Федоровной. 1892 г.
Покидая больницу, Их Величества осчастливили городское общественное управление изъявлением Своего удовольствия по поводу ухода за больными. Их Величества пробыли в больнице около часа и затем отбыли при криках „ура“ многочисленной толпы, собравшейся у ворот больницы».
Что ж, визит своей цели определенно достиг, да и сам по себе натиск эпидемии в 1892 году длился недолго: уже 3 сентября «Новое время» с удовольствием сообщило горожанам, что с похолоданием в северной столице эпидемия стала стихать: «Случайное ли это совпадение или нет, покажут дальнейшие наблюдения, но и в одну из прошлых эпидемий в Петербурге холера быстро стала ослабевать после грозы, в последних числах августа, с сильным понижением температуры и уже более не обострялась».
Статистика подтверждает, что успокаивающие интонации возникли не на пустом месте: в сентябре в Петербурге холерой заболели 958 человек, в октябре – 199, в ноябре – 183, в декабре – 36. Последний случай заболевания холерой в столице отмечен 18 декабря; всего за время эпидемии в городе отмечено 4269 заболеваний холерой, а число летальных исходов составило 1363 (данные приведены по официальному отчету Виктора Вильгельмовича фон Валя о деятельности столичного градоначальства и городской полиции за 1892 г.).