Агрессия и катастрофа
Шрифт:
Германское военное руководство в целом, т. е. и Гитлер и ОКВ, и ОКХ снова допустили грубый просчет в оценке потенциальных возможностей Советского Союза, Красной Армии, возможностей ее мобилизационного развертывания, количества резервов, упорства и стойкости советских войск в бою, мастерства командиров.
Все звенья германского руководства были едины в ложных представлениях о Красной Армии, и единая ошибочная основа порождала столь же единые бесперспективные решения, ибо "южный" вариант был так же обречен, как и "московский". Действительные силы Красной Армии превосходили ту их численность, которую определяла на 1 августа 1941 г. германская разведка: перед группой армий "Север" - в 1,9 раза; перед группой армий "Центр" - в 2,3 раза; перед группой армий "Юг" - в 2,9
Наконец, неверным было бы предполагать, что мнения Гитлера (ОКВ) и ОКХ в августе 1941 г. отличались друг от друга принципиально и несовместимо. Гитлер, Кейтель, Иодль в "Дополнении" к директиве No 34 от 12 августа достаточно ясно говорили о значении наступления на Москву, чтобы "еще до прихода зимы овладеть всем комплексом государственных, экономических и коммуникационных центров противника в районе Москвы". В то же время высшие генералы сухопутных сил, например командующие группами армий Рундштедт и Лееб, выступали открытыми противниками наступления на Москву. Подобно тому как одни генералы - Гальдер, Браухич, Бок - считали, что удар на советскую столицу приведет к полной победе, другие - Рундштедт, Лееб, Рейхенау, Зоденштерн - верили, что успех на Украине будет иметь "решающее значение для исхода всей Восточной кампании".
Август 1941 г.
– если рассматривать в широком плане события со стороны вермахта - это начало агонии плана "Барбаросса" и стратегии "молниеносной войны", которую он выражал. Отсюда и эта серия директив, контрдиректив, "дополнений к директивам", отменяющих саму директиву, "записок", решений и контррешений. Ничего подобного не наблюдалось в годы успеха - в 1939 - 1940 гг. Можно было принимать решение наступать на Москву танками с пехотой, пехотой без танков, вообще на Москву не наступать, поворачивать на север и на юг, только на юг или только на север, объявлять Москву "географическим понятием" или, наоборот, главным объектом усилий, требовать немедленного прорыва в Закавказье, к Волге, тут же отменять свое требование и т. д.
– все перепробовали руководители вермахта в августе сорок первого. Все это быстро сменяло друг друга, говорилось почти в одно и то же время, выражая неясность и путаницу в оценке Красной Армии, неверие в страшную, становящуюся все более достоверной картину непоправимого исходного просчета.
И все-таки они не смогли себе сказать: все эти варианты есть лишь частности; они смогут помочь только в частностях, но ни в коем случае не приведут к победе в войне, потому что вообще войну против СССР гитлеровская Германия выиграть не сможет. На таком фоне все яснее обнаруживался кризис оперативной доктрины германского командования, разработанной до войны и освященной в 1939 - 1940 гг. Оказалось, что быстрое и глубокое продвижение танковых соединений в отрыве от полевых армий не приносит эффекта в борьбе против Красной Армии, которая умело использует нарушение взаимодействия в немецком оперативном построении и ставит под угрозу разгрома как танковый, так и пехотный эшелоны,
Тактика создания обширных "котлов" оказалась бесполезной, ибо упорным сопротивлением советские войска надолго сковывали немецкие группировки на внутреннем фронте окружения или же прорывали его. Наконец, обнаружилась угроза децентрализации управления оперативными объединениями вермахта, особенно танковыми и моторизованными, а также рассредоточения сил в оперативном масштабе. Все эти весьма тревожные для фашистского военного руководства симптомы характеризовали определенный кризис установившихся в германской армии оперативных взглядов. Он становился все более очевидным по мере нарастания силы ответных ударов Красной Армии.
В указаниях Гитлера от 21 августа делалась попытка найти выход. Отказываясь от своих прежних принципов и вопреки методам действий,
Вывод может быть один: гигантская организационная работа руководящих партийных, государственных и военных органов Советского Союза давала важнейшие результаты. Опираясь на всеобщий патриотический подъем народа, они смогли за короткий срок развернуть весьма значительные резервы Красной Армии и умело, предусмотрительно их расположить. Несмотря на огромные и все растущие трудности, на недостаток вооружения и разных средств оснащения, на отсутствие порой времени для необходимого обучения резервных частей и т. п., это развертывание резервов уже само по себе в тех тяжелейших условиях стало проявлением высочайшей энергии и мастерства организации
Итак, решение Гитлера сосредоточить усилия в следующей операции против Советского Союза не на московском направлении, а на южном было продиктовано, с нашей точки зрения, следующими обстоятельствами.
Захват Украины, Кавказа и всего юга Советской страны издавна представлял собой, как мы знаем, ведущую цель германского империализма, промышленных монополий и нацистского государства. С захватом богатств "Юга России" всегда связывалось решение самых главных проблем. Этот захват должен был способствовать превращению Германии в "мировую державу"; здесь лежало решение продовольственной и сырьевой проблем, что считалось основной предпосылкой будущего существования нацистской империи. Захват ресурсов Украины и Кавказа рассматривался как самое необходимое условие для дальнейшего ведения войны "после победы над Советским Союзом" против Англии и других государств, ибо жизнедеятельность вермахта, как твердо верили гитлеровцы, зависела от нефти, руды, металлургической, угольной и продовольственной базы Украины и Кавказа.
Достаточно яркий свет на причины стремления Гитлера главные усилия вермахта направить к югу, с целью захвата промышленных и сырьевых районов Советского Союза, проливают данные о состоянии германской военной экономики летом 1941 г.
Ежемесячная выработка Германией стали и железа в это время не превышала 800 тыс. т. А для вооруженных сил требовалось 1,65 млн. т. Управление вооружений могло выделить сухопутным силам в ближайшем будущем вместо необходимых ежемесячно 352 тыс. т стали и железа лишь 100 тыс., флоту - вместо 322 тыс. лишь 150 тыс. и т. д.{611} Принятая ранее расширенная программа производства танков должна была быть резко уменьшена из-за острого недостатка каучука. Совещание у Кейтеля по вопросам военной экономики 17 августа 1941 г. отметило, что положение с резиной очень тяжелое. Еще сложнее обстояло дело с горючим. "Серьезность положения с горючим известна всем, - подчеркивалось на том же совещании.
– Можно удовлетворить только самые насущные потребности. Проведение каких-либо новых операций, требующих больше горючего, невозможно"{612}. Ежемесячное производство алюминия составляло самое большее 30 тыс. т, а потребности достигали: военно-воздушных сил - 25 тыс. т, флота 5300 т, армии - 3500 т и, кроме того, управлению вооружений для собственных целей требовалось 4 тыс. т{613}. Чтобы осуществить предложенную Герингом программу развития ВВС, требовалось увеличить производство алюминия в 4 раза.
Совещание 17 августа пришло к выводу, что крайне трудное положение с сырьем вынуждает:
"1. Ограничить программу выпуска танков. 2. Отменить план подготовки к газовой войне в сухопутных силах. 3. Отменить подготовку к операции "Зеелёве". 4. Ограничить программу выпуска зенитной артиллерии. 5. Привести программу выпуска самолетов в соответствие с имеющимися возможностями".
Совершенно очевидно, что в таких условиях с точки зрения нацистских планов захват промышленных и сырьевых ресурсов Юга Советского Союза представлял собой задачу первостепенной важности. Эта задача прежде всего и диктовала многие расчеты вообще, лета 1941 г. в частности.