Агрессия. Хроники Третьей Мировой. Трилогия

Колентьев Алексей Сергеевич

— Симак, Климов — северо-запад и северо-восток. Охват по секторам сто шестьдесят, глубина двести метров! Женя, поднимись на этаж выше, там есть маленький приступочек, держи юго-восток. От твоего укорота только вблизи польза будет. Зря патроны не жечь, переключиться на одиночный огонь!..

И закрутилось всё, как обычно. Редкая, перемежаемая солидными паузами перестрелка оживилась, набирая силу. Тенькнули на излёте несколько автоматных пуль, зарокотал станковый пулемёт. Американцу ответил наш ручной РПК [32] , вторя старшему брату ударили слаженно и стройно «калаши». Заглушая их «разговор», сюрпризом ахнул внизу ещё один фугас. Где-то в подъезде сдетонировали сорванные со своих мест «растяжки», а потом по дому заработали сразу два крупнокалиберных пулемёта. Комната мгновенно наполнилась мелкой пыльной взвесью, щедро разбавленной пороховым дымом. Через наглазник, всё ещё работавший в режиме тепловизора я видел, как в примеченных раньше окопах, перемещаются белые плотные фигуры. Прикинув расстояние и выставив прицел на двести метров, я поймал в прицел один такой

шевелящийся комок и мягко выбрал спуск. Привычно, даже как-то уютно отдало в плечо, фигура дёрнулась и скрылась за бруствером. За вспышку выстрела особых опасений не было: мешки уложены так, что от лёжки до прорези амбразуры ещё метр расстояния. Самого выстрела тоже почти не слышно. Духовская практика, они часто так делали в Городе, а наши потом переняли. Ещё дважды мне удавалось ловить перемещающиеся вперёд фигуры, но где-то на периферии сознания гнездилась нехорошая, скребущая душу тоска. Что-то с самого начала боя насторожило, что-то было неправильно. Ещё некоторое время, ритм обстрела оставался таким же плотным, пулемётные очереди методично хлестали по внешним стенам дома, две или три пули ковырнули мешки у горловины амбразуры, но и только. Шум постепенно забрал на себя весь мой слух, а сглатывать не давала дикая сушь. Пыль плотным слоем оседала на одежде, стёкла очков время от времени подёргивало мутной пеленой…

От смерти меня спасло то, что в какой-то момент я повернул голову, чтобы стряхнуть чешуйку мусора налипшую на стекло прямо напротив правого глаза. На смутное движение я среагировал мгновенно, откатившись вправо и выставив автомат на полусогнутых руках вперёд. О ствольную коробку звякнул металл, полетели искры. Некто смутно видимый в полумраке пытался зарубить меня небольшим топориком на короткой ручке. Лязг я скорее додумал, нежели услышал, кругом по-прежнему шёл бой. Не останавливаясь, повернул автомат стволом к нападавшему и выстрелил. Фигура одетая в какую-то странно мерцающую накидку дёрнулась, но в следующий миг из-под балахона появился тупорылый автомат и я ещё раз рывком ушёл вправо, заорав в эфир как в былые времена, забыв обо всём кроме опасности возникшей так внезапно:

— Атас! Духи в периметре!..

Амеровский автомат стрелял бесшумно, веер пуль выпущенных по мне взрыл бетонный пол, брызнули осколки. Симак стал оборачиваться на голос, но от двери по нему открыл огонь ещё один «балахон». Две или три пули попали пацану в плечо и верхнюю треть груди, боец дёрнулся, но продолжив движение поднялся и заорав дал очередь:

— А-а-а-а!..

«Балахон», стоявший в дверях отшатнулся и исчез. Мой противник ринулся вперёд, но я встретил его тычковым ударом в лицо. Пламегаситель у моего АКМ имеет на конце штурмовую острую как бритва «розочку», придуманную как раз для подобных случаев. Ствол с хрустом пробил маску «балахона», прошёл сквозь глаз и пронзил мозг. Человека покорёжило мгновенной предсмертной судорогой и я стряхнул тело со ствола, чтобы он своей тяжестью не успел вырвать оружие из рук. Не останавливаясь, я ринулся на полусогнутых в коридор и только тут понял, что стрельба немного стихла. Видимо штурмовики дали сигнал своим, что вошли и те перенесли огонь на другие объекты, чтобы не зацепить своих. Осторожно выглянув в коридор, я увидел на полу груду тряпья, а на уходящем вверх лестничном пролёте ещё один «балахон» сцепился с Женькой. Водиле пришлось туго, амер успел выбить у него автомат, который скатился вниз по ступенькам и валялся почти у моих ног. «Балахон» резко оторвал Селянинова от стены, а потом резко толкнул обратно. Даже со своего места я услышал хриплый выдох, это Женька потерял дыхалку. В тот же миг он ослабил хватку, амер вырвал правую руку, в которой мгновенно появилось матово-чёрное лезвие ножа с узкой блестящей в отсветах пожаров кромкой заточки. Всё это произошло в тот самый миг, когда я вышагнул вперёд, одновременно бросив вниз кругляш гранаты. Не останавливаясь, продолжив двигаться вперёд и вверх я перехватив автомат за цевьё и основание ствола ударил американца в основание черепа. Послышался удар и глухой щелчок, «балахон» замер на миг и не отпуская Селянинова завалился вниз. Где-то внизу глухо ухнул взрыв, но никакой реакции больше не было. А Женька уже вскочил и не растерявшись подобрал свой «укорот», направив его на упавшего врага:

— Та-та-та-ах!!!..

Коротко и зло хлестнула очередь, взбив накидку на уже мёртвом теле американского диверса. Женька ещё несколько раз выстрелил, пнув в сердцах безответный труп. Я выглянул в лестничный проём, там было темно и тихо. Немного отдышавшись спросил:

— Симак, ты как там, жив?

Сквозь треск помех послышался прерывающийся голос бойца. Парнишка говорил с придыханием, но спокойно:

— Перевязался, всё нормально.

— Добре… Сейчас свяжусь с майором…

Мы с Женькой быстро обшмонали трупы, но как обычно, ничего существенного не нашлось. Как ни странно, но теперь всё вставало на свои места. Пехота открыла по нам беспокоящий огонь, территорию обстреляли из танковых орудий, чтобы скрыть момент прохождения диверсантов по заминированным коммуникациям. Я переключился на выделенную нам частоту и вызвал Доронина.

— Здесь Ольха-4, вызываю Эпицентр. Как принял?

Снова начался обстрел, я еле успел укрыться за стеной, поэтому не услышал начала фразы. Статика была просто дикая, видимо работали глушилки американцев, плюс батареи в рации уже основательно подсели.

— Зд… Эпице … Слышу

тебя… Чт… чилось?..

— В периметре гости, у нас трое, проверяйте тылы. Повторяю: гости в норах, встречайте!.. Как принял меня?!

— …инял! Спа… Ольха-4! Как обстанов… При…

— Предполагаю опасность прорыва «кулаков», угощать нечем. Подкиньте «фломастеров», иначе затопчут!.. Приём!..

Ответ Доронина заглушил звук мощного сдвоенного взрыва во дворе прямо напротив моего окна. Дом затрясло как в лихорадке, посыпалась штукатурка, что-то тяжко ударило в стену слева так, что мешки бросило прямо на меня. В наушнике шипела статика, на экране коммуникатора мигал знак потери входящего соединения. Ожила внутренняя связь, я с трудом расслышал голос Климова.

— Танки, товарищ младший сержант!.. Расстояние триста, северо-восток! Идут на нас!..

Так, похоже начался серьёзный разговор. Амеры поняли, что по хитрому нас не взять, поэтому попёрли в наглую. Сделать уже ничего нельзя, нас просто расстреляют, нужно отходить.

— Бойцы, отходим к пункту управления. Спускаемся вниз, делаем как я!..

Вариантов против танков у нас нет. По тоннелям спускаться тоже нельзя, одни сквозь мины мы не пройдём, к тому же возможно там всё обвалилось. Перебежать от нашего дома в соседний — тридцать метров по прямой. Других шансов просто нет. Я нащупал в подсумке две оставшиеся гранаты, проверил боезапас уже спускаясь по полузаваленной лестнице. Не густо: три полных магазина к автомату и ещё два к «глоку». Рюкзак за плечами стал почти невесомым, а значит боезапас реально показывает дно. Здание снова содрогнулось, в торцевую стену ударило словно тараном, что-то с грохотом обрушилось наверху. Я выглянул во двор, освещаемый скупым светом догорающего пожара. Не пойму, что тут после всего могло гореть, но неровные рыжевато-оранжевые сполохи выхватывали из темноты края воронки образовавшейся от разрыва двух фугасных снарядов. Снова надвинув очки, всмотрелся в очертания соседнего дома. Два центральных подъезда были завалены мусором, все окна первого этажа заложены мешками со щебнем или забиты щитами из остававшейся в квартирах мебели. Окна второго этажа временами вспыхивали неяркими островками света, но никто в зияющих чернотой оконных проёмах не показывался. Снова ударил пулемёт, вдоль заваленного снегом тротуара стегануло длинной очередью, поднявшей тучи мокрой взвеси. Так, значит амеры уже перемещаются ближе к единственному выезду. Танк тут пройти не сможет, значит будет что-то более мелкое, нужно поторопиться. Сзади послышался дробный топот, мои бойцы и скачущий через две ступеньки Женька, уже скатились вниз. Я жестом дал сигнал остановиться и указывая на воронку и проём центрального подъезда соседнего дома сказал:

— Амеры скоро войдут во двор. Танк сюда не загнать, поэтому войдёт джип и пехота. Наша задача — отсечь пехоту, задержать их насколько возможно. Патронов мало, попробуем разжиться чем-нибудь в госпитале. Всё, перебежками до воронки и в подъезд. Селянинов — первый, за ним Симак и Климов, я замыкаю… Погнали!..

Женька рванул вперёд как только замолчал пулемёт. Пригнувшись, он понёсся к воронке почти припадая к земле. Амеры не сразу его заметили и отреагировали как-то вяло. Всего несколько автоматных очередей прошло у водилы высоко над головой. Запнувшись о что-то, ефрейтор кубарем скатился сначала в воронку, а потом словно напружиненный вылетел и не останавливался пока не скрылся в подъезде. Я хлопнул по спине замершего рядом бойца:

— Симак, пошёл!..

Тот ринулся к воронке почти так же шустро и вскоре благополучно скрылся в дверном проёме. С этим обошлось.

Климов стартовал чуть медленнее и тут удача нас оставила. Снова заработал пулемёт, несколько очередей ловили спотыкающуюся, неуклюжую фигуру, сбивая бойца с ритма. В какой-то момент, тот замер на месте, остановился. Не мешкая больше, я побежал вперёд. На ум пришла старая дедовская поговорка. Которую я продолжал бормотать то ли шёпотом, то ли вообще мысленно.

— Эта пуля не моя, моя следом летит!.. Эта пуля…

Вражеский пулемётчик переключился на меня слишком поздно. Роковая очередь рассекла пустоту ровно в тот момент, когда я сбив Климова с ног, скатился вместе с ним в воронку. Не останавливаясь, я полез вверх по смёрзшимся комкам земли, таща безучастного солдата за ремень автомата закинутого за спину. Ощущая неслабую тяжесть, я тащил парня за собой и всё время приговаривал:

— Следом летит!.. Следом… Летит!..

Подъезд, руки Симака и Женьки были уже рядом, когда я почувствовал как тяжелеет влекомое на ремне тело. Отчаянно рванувшись вперёд, я почти упал на руки ребят, втащивших нас обоих в подъезд. Позади ахнуло запоздалым взрывом, потом ещё и ещё. Мы не останавливаясь протащили сразу отяжелевшее тело Климова на дав пролёта вверх. Прислонив его в тёмном углу межлестничной площадки, я зажёг маленький фонарик и подняв очки на шлем осмотрел раненого. Крупнокалиберная пуля попала парню в левую ногу, прошла навылет, видимо задев кость. Перетянув ляжку выше раны его собственным ремнём, я разрезал сломанным клинком штанину комбеза и пробравшись сквозь бельё обнажил рану. Украдкой взглянул в лицо раненого. Оно было белым, как полотно и губы сжатые в нить отливали мертвенной синевой. Рваные края, мелкие острые осколки кости. Погано, очень погано. Женька уже протянул мне аптечку, вместе мы почистили рану спиртовой салфеткой и наложили вакуумный пластырь, надёжно прихватив всё это бинтом. Обезболивающее я колоть не стал, мало ли, может сердце у парня слабое. Очнётся, тогда и будем решать. Женька посмотрел мне в глаза, блики от мерцающего синего света фонаря делали его лицо иссиня белым: