Агу Сихвка говорит правду
Шрифт:
«Если в спектакле есть ружье, оно должно выстрелить», — сказала учительница эстонского языка, из чего мы сделали вывод, что если есть прорубь, туда должен кто-то упасть. Двух падений в прорубь искусство не требует, да у нас так и не было задумано.
Председатель совета отряда Куллеркупп сказала:
«Устройте представление!», и вот что получилось.
И нас не сфотографировали у знамени дружины.
КАК Я СОРВАЛ ЮБИЛЕЙНЫЙ КОНЦЕРТ
Чтобы честно рассказать все, как было, я должен начать совсем издалека, а именно с того урока эстонского языка в шестом классе, когда учительница товарищ Корп объявила:
— К послезавтрашнему дню все должны написать домашнее сочинение. Чтобы обрадовать вас, позволяю писать на вольную тему.
Как известно, домашние сочинения пишут в каждом классе. Но обычно на какую-нибудь определенную тему, например «Как я провел летние каникулы» или «Как я помогаю маме по хозяйству». На вольную тему мы еще никогда не писали, поэтому слова учительницы вызвали замешательство.
— Не умею я выбирать вольную тему, — сказал Кийлике.
— Откуда мне знать, какая вольная тема самая лучшая? — заворчал Топп, А Каур спросил, может, эта тема настолько вольная, что можно вообще ничего не писать? Слова Каура рассердили учительницу.
— Что же получается? Хочешь сделать добро, и вот тебе благодарность. Ладно, сочинение на вольную тему я отменяю. К послезавтрашнему дню напишете сочинение на тему «Моя дорога в школу». — А когда в классе возник шумок, добавила: — Если кому-нибудь хочется еще что-то сказать, прошу к доске.
Заодно спрошу и склонения.
Тут уж никто ничего не захотел больше говорить, потому что склонения, как уже видно из названия, нечто неопределенное — ведь в эстонском языке четырнадцать падежей, и никто не знает, до чего можно досклоняться. Лишь после того как прозвенел звонок и учительница вышла из класса, все принялись обвинять Каура.
— Вольная тема все же лучше, — сказала председатель совета отряда Сильви Куллеркупп. — Меня обычно в школу привозит отец на машине. Что об этом напишешь?
— Мне до школы только сто метров, — сказала соседка Куллеркупп по парте, которая живет рядом со школой. — Об этом ничего не напишешь.
А новый ученик Обукакк захныкал:
— Если бы осталась вольная тема, я смог бы переписать любое прошлогоднее сочинение. А что мне теперь делать? О дороге в школу мы в прошлом году не писали.
Когда уроки кончились и мы с Кийлике пошли домой, потому что интернат из-за аварии печной трубы был закрыт на две недели, мы принялись обсуждать между собой вопрос об этом сочинении. Кийлике сказал:
— Я придумал, что написать: «В семь часов утра я начинаю шагать». И затем дальше три тысячи девятьсот раз, что шагаю, шагаю, шагаю, шагаю. Поскольку это слово я пишу без ошибок, учительница может порадоваться, что на Кийлике не придется расходовать красные чернила.
Я
— Я тоже думаю, что это ее приятно обрадует. Но поскольку два одинаковых сочинения писать не рекомендуется, мне придется придумать что-нибудь другое. Я лучше напишу про тех, кого встречаю утром по пути в школу. — И сообщил, что сегодня утром мне попался навстречу поселковый портной Ойнас.
Кийлике не одобрил мой план.
— Об Ойнасе нельзя писать в сочинении. Тогда придется написать, что он шьет такие узкие пальто, которые удается натянуть, лишь насыпав в рукава тальк.
А это может рассердить учительницу — ведь портной Ойнас ее родственник.
Кийлике посоветовал мне написать лучше о том, какие мысли бродят у меня в голове, когда я иду в школу.
Дома я начал думать, какие же мысли бродят у меня в голове, когда я иду в школу. И нет ли среди них такой мысли, что если ее записать, то получится целое сочинение. Но ни одной длинной мысли я не смог вспомнить, и даже ни одной короткой — эти мысли вообще такая вещь, что, когда не надо, их много разных приходит в голову, но когда надо — ни одной.
Поскольку сочинение все-таки было необходимо написать, я отбросил мысли в сторону и написал о том, что расположено вдоль дороги в школу. Но как потом выяснилось, это была ошибка, потому что когда я получил сочинение обратно, там не было никакой оценки. И у Кийлике тоже. А это означало, что нам придется написать сочинение заново.
— Я не просила отчета о стогах сена, — сказала учительница мне, а что она сказала Кийлике, я не знаю, потому что это происходило в учительской, и Кийлике отказался рассказать, о чем они говорили.
— Когда идешь в школу и из школы, держи глаза пошире раскрытыми и не сдерживай полета фантазии, — велела мне учительница, а что она велела Кийлике — неизвестно, потому что подсматривать в замочную скважину нехорошо, и к тому же хоть глаз и видит кое-что, все равно ничего не слышно.
Когда уроки кончились, мы с Кийлике продолжили обсуждение проблемы сочинения. Я сказал:
— Я целиком согласен с тем, что по дороге следует держать глаза раскрытыми.
С закрытыми глазами никто и до места не дойдет, если, конечно, нет поводыря. Но как должна летать моя фантазия, этого я не понял. Насколько мне известно, летают только птицы и летательные аппараты.
Но Кийлике засмеялся:
— Тут же нет никакого искусства. — И привел пример: если мне попадется навстречу собака с одним хвостом, а я напишу, что она была с двумя хвостами, это и значит, что у меня имеется полет фантазии.
От слов Кийлике мое настроение не улучшилось, Я сказал:
— Как же, жди, попадется какая-нибудь собака навстречу, когда она нужна.
Держу пари, что сегодня по дороге домой мы не увидим ни одного животного. — Но тут я ошибся, потому что, спускаясь с холма, мы увидели лошадь, которая тащила сани и трусила как раз в ту сторону, куда направлялись и мы.