Ах, война, что ты сделала...
Шрифт:
— Ты не хочешь лечь с другой стороны? — спросила она меня, а пока я мучительно думал, какая разница, где лежать, девушка нежно и настойчиво стала подталкивать меня, чтобы я перелез через нее.
Когда я оказался над ней, Зина сильно прижала меня к себе и крепко поцеловала. Осмелившись, я провел ладонью по ее бедру. Сквозь тонкую ткань платья ощущалось волнение ее трепетного молодого тела. Почему-то мне показалось, что своим поведением я унижаю и оскорбляю ее. Мне стало нестерпимо стыдно за свое поведение, я слез с нее и лег рядом. Возникла неловкая пауза. Через несколько минут она вновь предложила мне перебраться на другую сторону. И снова я стыдливо сполз с нее. Видя желание Зины и понимая, что она хочет того же, чего и я, я мысленно
— Все. Иди домой!
На мой прощальный поцелуй ответила непривычно сухо. Всю ночь я не спал, ожидая утра. Хотелось побежать, объяснить Зине, что наши чувства и желания взаимны, что первая ночь — это только первый шаг, и сегодня все будет по-другому, что я уже созрел и готов к близости. Но утром ее брат сказал, что сестры нет дома. Весь день я искал ее и не мог найти. Вечером поспешил в клуб. Моя любимая шла под руку с парнем более старшего возраста. На мое радостное приветствие ответила небрежным кивком головы и прошла мимо. Через несколько шагов ее спутник остановился, что-то сказал ей, видимо, пытаясь понять, что между нами происходит. Ведь все в деревне знали о нашей сильной любви. Но девушка не стала ничего объяснять Василию и потянула его за собой. Совсем еще недавно мы считали себя чуть ли не женихом и невестой, думали о вечности и силе наших чувств и представить себе не могли возможную разлуку. Но вчерашний вечер стал единственным и последним в нашей несостоявшейся любви. Только тогда я отчетливо понял, как быстро повзрослела моя одноклассница, и я потерял ее навсегда. Я окликнул девушку, но она даже не обернулась. Впервые в жизни я плакал от предательства. Как много отдал бы я, чтобы вновь вернуться на тот сеновал. Я бы удержал свою любовь, исправил свою ошибку, я бы…
В медучилище поступать не стал, не мог представить, как мы ежедневно будем встречаться на занятиях, будто ничего между нами не было. Потом — армия, остался на сверхсрочную. Как-то с годами стал забывать те давние события, а в Афганистане, когда жизнь однажды прокрутилась в голове за несколько секунд, вдруг снова вспомнил о ней и захотелось, если останусь жив, повидать ее. У меня хорошая семья. Зина тоже давно замужем. Я люблю жену и счастлив в семейной жизни, и ничего не хочу в ней менять. К чему я это тебе говорю? Да к тому, что, если ты сделаешь неправильный ход, будешь об этом жалеть всю жизнь. Понял? Так что думай, и очень хорошо думай, и смотри — не ошибись!
Ну а ты, Саша? Слышал я как-то, как ты рассказывал, что девчонок у тебя было… почти целая рота! Поделись опытом. Интересно, да и время быстрее пройдет.
Саша долго молчал, а потом как-то, не то виновато, не то облегченно, словно сбрасывая с себя тяжелую ношу, сказал:
— А никаких девчонок у меня еще и не было, и в отличие от Николая, я даже еще ни разу и не целовался.
— Ничего себе! А столько рассказывал!
— Все мы рассказывали, да только врали. И я, и другие парни. Когда мы в той короткой жизни успели бы сделать то, о чем друг другу наговорили? Так же?
— Ничего, все у вас еще будет, — подбодрил солдат прапорщик. — Главное, что вы уже отслужили, скоро будете дома живыми и здоровыми.
Саша взглянул в сторону ближайшего дувала и вдруг увидел душмана, который наводил в их сторону гранатомет. До выстрела оставались секунды.
— Стой! — крикнул он водителю и, отбив пинком ноги дверцу кабины, прыгнул на землю. Водитель, резко остановив машину, тоже выпрыгнул из кабины и побежал к ближайшему валуну. Ухнул выстрел.
Солдаты открыли огонь по врагу. Александр ужом скользнул под машину. Снова раздался оглушительный выстрел. Крики, стрельба. Запахло гарью. Сначала казалось, что толстые колеса автомобиля станут надежным укрытием, но они шумно зашипели, пробитые душманской автоматной очередью. Машина стала оседать.
В восьмидесятом году радиостанция «Голос Америки» вещала всему миру:
— Советские войска ведут себя в Афганистане сдержанно, но никого не щадят и расправляются с беспощадной жестокостью с партизанами (душманами), если среди русских появляются убитые и раненые.
Так оно было на самом деле. Отправив раненых и убитого в госпиталь, мы встали на ночлег недалеко от кишлака. Обходя расположение батальона, я почувствовал специфический запах горящего человеческого мяса. Спустившись со скалы вниз, увидел нишу в горе, а в ней нескольких человек из своего батальона. На земле лежал черный обгоревший труп пленного, которого мы задержали в кишлаке, откуда была обстреляна колонна хозяйственного взвода в момент гибели Александра. Тогда этот душман был еще жив. Не успев уйти, он спрятался в развалинах дома, но был схвачен солдатами.
Чувство злобы, мести за убитого было настолько велико, что ударов ногами, прикладами автоматов ему, по нашему мнению, было мало.
Облили моджахеда бензином и подожгли. Он корчился в предсмертных конвульсиях, пытался подняться, но, сбитый очередным пинком сапога, вновь падал на землю. Вскоре затих. Шипело, словно на сковородке, тлеющее человеческое тело, запах вызывал рвоту. Но никто не отходил: ждали окончания акта возмездия. Наконец душман затих. Он был черным, словно статуя из угля. Невероятно, но его обгоревший половой член стоял, словно палка. Прижали его сапогом, но когда убрали ногу, он снова выпрямился. Снова прижали, потом отпустили, и так — несколько раз. Но, как только сапог убирался, член снова принимал устойчивое вертикальное положение.
— Ты смотри, хоть и душман, а умер как настоящий мужик, — удивлялись собравшиеся вокруг него офицеры и прапорщики.
Тело продолжало источать противный запах, но мы не обращали на это внимания. Сфотографировались на фоне убитого и разошлись по подразделениям. Угрызений совести за содеянную жестокость не было. Было ощущение вины и боль за погибшего солдата, за то, что не удержали его в батальоне, а разрешили идти в рейд. Думалось о его матери: знает, чувствует ли она сейчас, что ее сын погиб и что горе уже летит в ее дом? На сердце было больно еще за одну жертву этой проклятой и никому не нужной войны. Через некоторое время солдаты-дембеля полетели домой. На их место пришли молодые. И хоть нас убеждали, что перед отправкой в Афганистан они проходят специальную подготовку в «учебках» Туркестанского военного округа, мы видели, что это была очередная партия «пушечного мяса».
…Оставшись за командира батальона, убывшего в отпуск, я срочно был вызван к командиру.
— Забери своего «отличника боевой и политической подготовки», я возбудил против него уголовное дело. Разберись в случившемся и доведи до всего личного состава, да смотри, чтобы он никуда не убежал.
Оперативный дежурный рассказал, что, проезжая мимо ангаров (укрытий для самолетов и вертолетов), командир бригады увидел солдата, который стоял в окружении афганских военнослужащих и вел с ними какой-то торг. Схваченный за руку в прямом смысле слова, он признался, что уже продал афганцам 100 автоматных патронов. В его карманах и сумке было обнаружено еще 256, которые, по его же словам, тоже предназначались для продажи.