Ах, война, что ты сделала...
Шрифт:
— В узле около 30 миллионов, — сообщил командир роты.
— Чьи это деньги? Кто их хозяин? Куда они предназначались? Может, на закупку оружия и боеприпасов? — спросил комбат у задержанных.
Переводчик перевел им вопрос комбата. Однако они ничего не отвечали и, по-видимому, особо говорить с нами не желали.
— Говорят, что их впервые видят, — сказал командир роты комбату.
— Где деньги были?
— В сумке, под сиденьем водителя.
— Детей отпустите. Пусть идут отсюда.
— Кто хозяин машины?
Показали на мужчину.
— Твоя машина?
Тот отрицательно
— Так, с ними все ясно. Сейчас подумаем, что делать дальше. Деньги забери, — приказал комбат офицеру. — Приедем в бригаду, принесешь их мне в штабную палатку.
Отошли посоветоваться.
— Я считаю, что их нужно обоих расстрелять, — предложил Бондарев. — Они знают, чьи и куда должны пойти эти деньги. Не хотят говорить, и не надо. На том свете пожалеют. «При попытке к бегству» их и прикончим. Пусть не бегают от нас. Одного пока оставим, а второго, что сидит за рулем, отпустим. Ну а ты там посмотри по обстоятельствам и реши эту проблему, — сказал он мне.
Отпущенный афганец, не веря еще в свое освобождение, часто кланяясь, побежал в сторону, куда мы ему указали. Не добежал.
— Ну а ты давай, быстрее гони отсюда, пока не передумали, — передал переводчик водителю. — Поезжай, в ту сторону, — и он рукой показал на кишлак, перед которым горели автомобили, и черный дым столбом поднимался вверх.
В это время мы с сержантом пошли в том же направлении. Пройдя несколько десятков метров, я услышал, как сзади заурчал двигатель машины. Обернулся. Автомобиль тихо и осторожно, словно крадучись, ехал сзади нас, не обгоняя, хотя сидевшего за рулем водителя предупредили, чтобы он ехал быстрее. Наверное, он понимал, что неспроста двое русских идут впереди него по дороге и в том же направлении, хотя советских там нет. Афганец, конечно же, догадывался, что его ожидает, ни в какое освобождение не верил, видимо, просто отодвигал минуты своей смерти, пытаясь что-нибудь придумать.
— Товарищ старший лейтенант, он уже совсем близко! Что делать будем? — спросил меня сержант.
— Иди, не переживай! Отойдем еще немного, а там посмотрим.
Не выдержав, сержант обернулся и дал очередь по машине. Автомобиль остановился. Лобовое стекло разлетелось. Водитель сидел в кабине, навалившись на рулевое колесо. Потом выключил зажигание. Мы посмотрели друг другу в глаза, и уже я нажал на спусковой крючок автомата. Дернувшись, шофер завалился на бок. Подошли. Открыли дверцу.
— Готов. — Я на всякий случай дал очередь в упор.
— Машину сжечь! — приказал подошедший комбат. С машины быстро сняли аккумулятор, бросили горящую спичку в кузов. Пламя заплясало по сухой соломе, загорелись деревянные ящики, а затем и резина. С зенитной установки сообщили, что из кишлака снова появилась машина.
— Кишлак обработайте так, чтобы из него больше никто не выезжал, — приказал комбат.
Через некоторое время к нам подъехал командир роты и привез девочку лет двенадцати. Она испуганно показывала в сторону уходящей вдаль дороги и что-то быстро говорила.
— Салим, переведи, что она говорит и что ей нужно.
Наш батальонный переводчик долго разговаривал с девочкой,
— Ей 12 лет. С 8 лет она уже замужем. Муж у нее бандит и очень жестокий человек. Они живут в дальнем кишлаке. Сейчас там находится отряд душманов. У них в доме живут несколько человек. Муж заставляет ее за всеми ухаживать, но она не желает это делать. Она слышала про советских, про город Ташкент. Она не хочет возвращаться в кишлак. У нее убили родителей. Она хочет в Ташкент.
Мы слушали перевод Салима и ужасались. Столько натерпеться в такие юные годы! Комбат сообщил в бригаду о девушке, и, получив разрешение, мы взяли ее с собой.
Подходил к концу второй год службы в Афганистане. Совсем недавно в нашу бригаду на работу прибыла первая группа девушек. К ним и определили нашу «пленницу». Прожила она с ними несколько дней. Была весела, красива и общительна. По секрету наш переводчик, уже потом, когда ее не стало, рассказал нам, что ходил к девушке в гости и даже несколько раз был с ней в одной постели, и она очень радовалась их близости.
Командование части связалось с афганцами, те с представителями ДОМА (Демократическая организация молодежи Афганистана), и те решили направить девочку в Кабул, а оттуда в Ташкент на учебу. В назначенное время представители части привезли девочку на кандагарский аэродром. Там осуществлял посадку военно-транспортный самолет афганских ВВС. Он летел в Кабул. За девочкой подошел афганский представитель. Говорят, она шла на посадку неохотно, то и дело останавливалась, махала провожавшим ее русским, шла, снова останавливалась и долго не решалась подняться по трапу в самолет. Когда борт приземлился в Кабуле, девочки в его салоне уже не было — во время полета ее сбросили на землю.
Сделали это за то, что она нарушила Коран, сблизилась с неверными. Душманы убивали всех, кто верил и даже сочувствовал нам. Убивали даже таких, как эта двенадцатилетняя женщина-подросток. Они никого не жалели и не щадили, и мы платили им тем же.
Когда вернулись с операции, командир взвода принес в палатку трофейные деньги. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что узел с деньгами стал намного меньше, чем был на трассе, в нем лежали и распакованные пачки, хотя такого тоже не было. Деньги считать не стали.
— Пойду, схожу в десантный батальон, ребятам немного дам на мелкие расходы, — сказал комбат.
И взял несколько пачек.
Подошли офицеры батальона. С разрешения комбата все присутствующие в палатке тоже взяли немного, из тех, что были россыпью.
— Все, а это унесем в штаб бригады и сдадим.
Когда мы принесли в штаб оставшиеся трофейные деньги, в глазах у многих вспыхнул алчный огонек. Мы сдали их и ушли.
— Зря мы отдали, — сказал комбат. — Нужно было все раздать в батальоне. Люди воюют, рискуют жизнями, так хоть деньгами бы их отблагодарили за такую нелегкую службу. Некоторые здесь уже по году-полтора прослужили и не имеют даже возможности себе что-то приобрести. А в штабе тыловые крысы прикарманят их себе — сумма-то солидная. Думаю, что из-за этих денег еще такой скандал будет, мало не покажется! Бросили мы им яблоко раздора, а зря, не нужно было этого делать.