Ахэрээну
Шрифт:
— Как и про амулет-коори, — откликнулся юноша, глядя на змеистые трещинки в углях. — Я помню, но все равно не могу поверить. Кажется, мы просто возвращаемся в уже мирную крепость, а враги где-то совсем в другом месте…
— Проверить-то нужно, даже если не веришь. А поскольку всю провинцию мы никак не обыщем, надо с чего-то начать.
Лиани покосился на спутника:
— Ты уже порой и говоришь не как положено, душа твоя не в Эн-Хо. Почему не ушел, как хотел? Не оставил монашество? Только из-за просьб святых братьев?
— Да вот как-то… как-то вот так, — развел тот руками.
— Вряд ли ты один
— Уф… ну, давай честно, — сказал брат Унно, сев прямо, и лицо его стало, словно на суде отвечать готовился. — Ты уже и сам, наверное, понял… Человек я любознательный, это верно — слишком, по мнению братьев. Только — если мы и впрямь цели достигнем — я постараюсь и тебя вытащить. Может, и не смогу, но стараться буду изо всех сил. Но уж и ты изволь меня слушаться. А другой кто… они тебя уже похоронили. Им главное сделать дело. Только равнодушными или жестокими их не считай, так уж сложилось — или пытаешься видеть мир в целости, и тогда все мы песчинки, или каждой песчинке имя даешь, и тогда в святых стенах нечего делать.
И, повеселев, добавил:
— А к тори-ай ты так зря, он и впрямь немного к тебе привязался, у недостойного брата и мысли не было, что они на это способны. Видно, ты слишком удобным орудием был в мести его за жену… вот он и привык тебя спасать, тем более столько возможностей! Влипаешь ты вечно…
**
Легкая, в тенях почти незримая, невысокая женщина бесшумно бродила вокруг крепости Сосновой, ловко таясь от караулов. Даже в темноте она различала движение крови под кожей, чуяла ее запах, это пьянило и вызывало острый голод. А ведь не так давно она получила много, и долго еще могла оставаться без пищи. Но столько добычи было вокруг… бери без труда, вон того молодого солдата ухватить за шею и втянуть в заросли — его даже не сразу хватятся, так она быстра и ловка.
Луна была особенно яркой сегодня. Свет переливался на лаке и камнях гребня и заколок, но заметившие его подумали бы только о светлячках.
Поохотиться ей хотелось, но она боялась, помнила о запрете — не хотела оказаться запечатанной в гребне на долгое время. И не том, что был у нее в волосах, а том, к которому не могла прикоснуться.
Совсем рядом с деревом, за которым она таилась, прошли дозорные, обходящие крепость с запада. Они переговаривались чуть слышно, но для нее это была беседа в полный голос. Тело ее напряглось… нет, ничего не произошло. Люди ушли, не зная, как им повезло — она готова была нарушить запрет. Но отвлеклась; не учуяла, а скорее угадала знакомый след, замерла, прижимая руки к груди, потом заспешила, пытаясь понять, не обманулась ли.
Не обманулась, теперь четко могла бы сказать — муж ее недавно был здесь, возле крепости. Он выходил из вещи-хранителя, здесь, под самыми стенами. А потом след уходил к северу…
Она позабыла про вещь, державшую ее саму. Готова была кинуться про следу прямо сейчас… но опомнилась. Это как цепь, куда убежишь? Цепная волчица…
Но гребень можно попытаться украсть у него. Только вот как? Размышляла, не зная, на что решиться.
Она задержалась снаружи так долго, как только могла, не откликнулась на первое подрагивание цепи — еще мягкий зов, ни на второе, заметно жестче. Только когда незримую привязь дернули со всей
У костра работники Сосновой засиживались подолгу, не шли спать, несмотря на усталость и ранний подъем. Толковали и о страшном в горах, и о недавнем налете — где же сейчас разбойники? Ведь только один отряд уничтожили наши воины! — и об армиях на севере говорили, конечно.
А сейчас зашла речь о деве из монастыря Эн-Хо. Мол, не только предвидением одарена, и сам монастырь помогла уберечь от врагов. Верно, так сами монахи признали — им одним бы ни в жизнь не справиться, несмотря на молитвы. Как ее зовут, неведомо, но, говорят, появилась она в святых стенах не так давно, зимой, с северных отрогов гор Юсен. Вроде привез ее кто-то, может, небесный вестник.
Костер бросал неровные рыжие блики на лица слушателей и рассказчика, то удивленно приподнятые брови высвечивал, то недоверчиво искривленный рот.
Никто не обратил внимание на стоявшего невдалеке молодого человека, мало ли сейчас незнакомого народу трудится в крепости, а подозрительных сюда не пускают. А он послушал и делся куда-то.
Яаррин не вспоминала, почти позабыла прошлое, но сейчас оно ударило всем прежним бессилием и страхом. Лет в шесть она упала с мостков в глубокий пруд, и широкая юбка опутала, связала, не давая двигаться, а темная вода не давала дышать. Потом чья-то рука выдернула ее из темноты к свету, но она все равно не могла сделать вдох, и умирала на берегу, промокшая до нитки.
Потом она поняла, что мокрое только лицо, осознала, что лежит на траве у каменной стены. И нет, не дышит — но это давно ей не нужно.
— Не знал, что нежить способна плакать, — сказал Энори, сейчас в ночи невидимый даже для нее — зрение не вернулось толком.
— Что… ты… сделал? — просипела она?
— Я?! Это ты попыталась сбежать. Я всего лишь вернул тебя в гребень… и выпустил. Прости, получилось, кажется, резко.
Еще раз всхлипнув, она с ненавистью вытерла лицо, подтянула под себя ноги и села.
— Я нашел след возле крепости… к нему ты хотела сбежать? Это твой муж? — тихо спросил ее тюремщик и повелитель.
— Тебя не касается, — прошипела Яаррин, перед глазами которой ночь от ненависти начала выцветать. Да, порой — в последние пару недель — ненависть эта почти стихала, но сейчас будто прорвало запруду, случайно задержавшую ручей. Но он ничего не ощутил, кажется… для него этот яд в самом деле был только водой.
— Я не понимаю, — вполголоса продолжил Энори, глядя, как в трех шагах от них, в блеске луны проходят дозорные. — Это след тори-ай, да, и он был здесь недавно, и видна ваша связь… но каким ветром сюда его занесло? Искал тебя — наверняка ведь ощутил, что ты снова… жива? Но он не знает места, ты же была на севере. Слишком велико совпадение…
Дозорные остановились, поблескивая бляхами на кожаных доспехах, и Энори примолк, хотя его не могли услышать. Женщина напряглась, готовая закричать.
— Что тебе это даст? — одними губами спросил он. — Мы оба исчезнем отсюда раньше… а женский крик никак не свяжут со мной. Дозорные двинулись дальше, и Энори продолжил, поднимаясь:
— Так или иначе, мне он не нужен, а ты пока что нужна. Поэтому… — оборвав фразу, он замер — так же, как звук, оборвав и движение. — Или он искал не тебя.