«Ахматовская культура» или «Не ложи мне на уши пасту!»
Шрифт:
— Не пизди, господин мой, — перешел кроха на русский. — Фима поднялся в страну три дня тому назад. Он не знает говорить иврит хорошо.
— Какой ты стал умный! — поразился Умница. — Но я ведь тоже умный. Вот я и выучил иврит еще в России. Я знаешь сколько языков знаю?! Разве тебе…
— Сколько? — перебил Авигдорушка.
— Двадцать! Открой, пожалуйста, дверь, я не хочу ждать родителей на лестнице.
— Два-адцать? — озадачился малыш. — Рэга… раз, два, три… нету в мире столько языков. Не ложи мне на уши пасту!
— Надо говорить: «Не вешай лапшу на уши», — автоматически поправил Умница.
— Есть
Милый все-таки мальчик, зря его Ленка недолюбливает. Ну, подумаешь, выставил ее дурой, да еще и подытожил: «Какие вы, женщины, бедные. Даже сердитесь одинаково смешно — глаза делаете большими и кричите. Это потому, что вы слабые и сделать больше ничего не можете. Вот и пугаете.»
— Конечно, я понял что ты хотел сказать, — озадаченно выдавил бездетный Умница. — Но и ты должен понять, что если ты говоришь не правильно, про тебя будут думать, что дефективный…
— На что намекаешь ты, господин мой? — строго сказал мальчик. — Какой корень в слове последнем твоем? Дефект или фиктивный? Не люблю я и то, и другое… Ты знаешь что? Ты гадкий мужик. Даже хочется мне тебя исчерпать!
— Что сделать?!
— Исчерпать! — настаивал Авигдорушка.
— Что это?
— Это чуть лучше, чем убить.
Про то, что давно пора было сделать с Умницей, лучше не скажешь.
— Так, — сказал Умница, — хватит! Ты меня впускаешь или нет? Если нет, то скажи когда будут родители.
— Есть у тебя шанс, — задумчиво сказал Авигдорушка, слегка гнусавя, как будто ковырял в носу. — Разве ты можешь доказать, что ты Фима?
— Как?! — по-деловому спросил Умница. Кажется, он понял, что попасть в дом в отсутствие Максика может быть очень полезно.
— Так. Вот на чем ты знаешь играть?
— Да почти на чем угодно! — не без дурацкой гордости ответствовал Умница. — Я играю больше, чем на двадцати инструментах.
— Опять врешь?! — возмутился Авигдорушка. — А Фима знает играть на гитаре. Ну-ка, сыграй на гитаре!
— Да нет у меня с собой гитары! — взревел Умница. — Что я — дурак тащить гитару в дом, где она и так есть!
— Тогда спой, — холодно сказал мальчик.
— Да что я тебе — артист?
— Ты мне — преступник. Пока не докажешь, что ты Фима.
— Что прикажете петь? — обреченно поинтересовался Умница.
— «Вероника-Вероничка — перезрелая клубничка», — потребовал Авигдорушка одну из самых похабных песенок Умницы.
Умица только вздохнул. И запел. Я первый раз слышал, как он поет это по-трезвому. В сопровождении подъездного эха. Может быть он просто не знал, что по статистике каждый пятый в Израиле знает русский. А в таких местах… в общем, в подъезде Максика жила, кажется, всего одна ивритоязычная семья.
— Не слышу! — восторженно орал юный Станиславский, и Умница делал громче.
Но гораздо громче стало при появлении соседки. Она визжала так, словно ее действительно звали Вероника и с ней стряслось не меньше половины того, что успел пропеть Умница.
— Да я… да мне… — только и успевал выдавить Умница между ушатами обваривающей ругани и вдруг завизжал:
— Не надо!!! Уберите газовый баллончик!!! У меня астма!!! Аллергия, понятно вам!!!
— Я знаю, что такое аллергия! — продребезжал старушечий «петербургский» голос. — А у меня, молодой человек, аллергия на подобные сальности! Здесь почти в каждой квартире есть дети!
Вдруг, сквозь вопли, визг и лай пробилось щелканье открываемого замка и ангельский голосок Авигдорушки:
— Есть дети! Шалом всем! Ой, Фима! Здравствуй! Когда приехал ты? Смотри, Вероника, смотри, госпожа Фаина, это же Фима, друг родителей моих. Он поднялся в страну три дня тому назад. Смотри, Вероника, это просто такая у них там ментальность. Слышал я, они не только поют в подъездах, но и пьют в подъездах. Скажи мне, госпожа Фаина, это правда? Да заходи же уже в дом, Фима, заходи. Шалом, госпожа Фаина, бай, Вероника, привет Оре… — дверь захлопнулась. — Что это ты так активно смотришь на меня?
— Что значит активно? — прорычал Умница.
— Активно — это значит сердито.
— Ну ты и гад! — прочувствованно, даже как-будто с оттенком уважения сказал Умница.
— Что вдруг я — Гад? [41] — не понял мальчик. — Я — Авигдор. Если сложно тебе, то Виктор. Ты привез что-нибудь мне?
— Конечно! — прошипел Умница. — Тебе разве папа не передал? Наверное, он решил, что ты еще маленький. Потерпи годик-другой и ты это получишь.
— А что «это»? Что?! — взволновался Авигдорушка. — Мне родители мои как обычно дают все! Что для детей, что не для детей. Все дают! Что это такое, что нельзя дать? Ответь мне!!!
41
библейское имя
— Ну ты, наверное, видел, что папа привез? В красивом таком термосе.
— Что это такое — термос?
— Банка такая большая, железная, разрисованная. Женщина-китаянка на нем изображена с цветком. Видел?
— С аленьким? — оживилось дитя.
— Да, с красненьким. Видел?
— А, это… Это я видел.
Мы с Умницей затаили дыхание.
— Где?!
— Да по телевизору. Там сначала был кино, где роботы шли стадом. И там самолет наш воткнулся в самолет врага. И чужой самолет сгорел весь! А наш только разбился… И в летчика выстрелили из блейзера — и все! В кине он больше не участвовал!
— Стоп! — приказал Умница. — Давай по теме. Про термос.
— Какой термос?
— Банка. Железная. Большая. Нарисована женщина с аленьким цветочком.
— А! — обрадовался Авигдорушка. — Савланут, господин мой! В середине кина была реклама. Он говорит: «Что привезти тебе?» А она: «Цветочек аленький». А он ей коробку с конфетами! Во-от такую! Значит, они опять от меня конфеты подзапрятали! Ну так мы их сами отрыщем!..
С этого момента я слышал только прерывистое сопение, пыхтение, скрип, шорохи и стуки. Все это перемежалось авигдорушкиными высказываниями, типа: