Ахульго
Шрифт:
Наутро явился Хаджи-Мурад с остальной милицией. Он не смог усидеть в Хунзахе, когда неподалеку был знаменитый Шамиль, с которым Хаджи-Мураду давно хотелось помериться силой и храбростью.
Фезе снова открыл артиллерийский обстрел, а затем приготовился двинуться на штурм двумя колоннами. Первую колонну замыкала рота волонтеров, вооруженных чем попало. Впереди стоял Михаил с солдатским ружьем. Он примкнул штык, на который в таких делах полагался больше, чем на ружье, и обратился к волонтерам:
– Господа!
Затем Михаил достал из-под рубахи золотой медальон, в котором хранилось изображение его любимой супруги Елизаветы, поцеловал его и перекрестился.
Коннице Ахмед-хана велено было обойти аул с тыла. Но хан, поговорив с Хаджи-Мурадом, сказал, что его джигиты пойдут на аул в лоб, а колонны пусть окружают.
– Конница – в лоб? – удивился Фезе.
– На завалы? Это неправильно.
– Наше дело, – сказал Хаджи-Мурад и, свистом подав сигнал, бросился вперед.
Следом помчались его нукеры. Колонны были еще далеко, когда Хаджи-Мурад уже ворвался в аул. Его джигиты носились по узким улочкам, нигде не встречая сопротивления, но все еще ожидая засады.
– Ушел, – сообщил Хаджи-Мурад, когда начали подходить колонны.
– Шамиль ушел? – не верил Фезе.
– Весь аул.
Услышав, что аул пуст, солдаты закричали «Ура!», а волонтеры бросились за трофеями, чтобы иметь доказательства участия в славном деле.
Они успели возмужать, когда увидели кровь во время первой атаки. И у многих пропало желание идти в следующую. Но выглядеть трусом никто не хотел. И, когда все так благополучно разрешилось, они резвились, как дети, штурмуя пустые дома. Кому-то везло, он находил брошенную папаху, сломанный кинжал или разбитое ружье.
Юнкер Стрелецкий счел, что ему повезло больше других, когда в доме на окраине аула он обнаружил настоящего горца, хотя и очень старого. Старик сидел в накинутой на плечи овчинной шубе с длинными, ушитыми на концах рукавами. Сидел, прислонившись к каменной стене и беззвучно шевелил губами, будто читая молитву. Старик не захотел покидать свой аул. А кинжал положил на пол перед собой, сдаваясь на милость победителей.
Стрелецкий, держа наготове пистолет, осторожно подошел к старику и наклонился, чтобы забрать его кинжал. В это мгновенье старик выхватил из рукава овчины саблю и нанес Стрелецкому удар. Юнкер рухнул, едва успев выстрелить. На выстрел сбежались его друзья.
Старик выставил перед собой окровавленную саблю и тихо смеялся, обнажив почти беззубый рот.
–
– Может, лучше его пристрелить? – предложил другой волонтер.
Но тут подоспел их командир Нерский.
– Чего стоите? – закричал он на волонтером.
– Унесите раненого!
Волонтеры, будто опомнившись, подхватили раненого Стрелецкого и понесли его со двора. Но один остался, не сводя со старика пистолета.
– Не стрелять, – приказал Нерский.
– Он моего друга ранил, Сашку Стрелецкого! А может, и вовсе убил! – отвечал волонтер, не сводя со старика испуганных глаз.
– Мы пришли в его дом с оружием, – сказал Нерский.
– За это и мы французов убивали.
– То – французы! – растерялся волонтер.
– Уходи, – велел Нерский волонтеру и направил штык на старика, – не то будут потом кошмары мучить. Я сам его.
Волонтер опустил пистолет и побежал за своими друзьями. Седобородый, не переставая смеяться, покачал головой и бросил саблю перед Нерским.
– Сам одной ногой в могиле, а туда же, воевать, – покачал головой Нерский. Затем опустил штык, поднял саблю старика и ушел.
Вскоре за тем во двор въехал Хаджи-Мурад. Увидев его, старик перестал смеяться.
– Зачем не ушел? – спросил его Хаджи-Мурат, кружа на коне по двору.
– Хотел на тебя посмотреть, – прошамкал старик.
– Ты, говорят, герой.
– Они возьмут тебя в плен, – сказал Хаджи-Мурад.
– В плен? – опять засмеялся старик.
– Я даже молюсь сидя, ноги не держат. Какой из меня аманат?
– А рука еще крепкая, – сказал Хаджи-Мурад, поворачивая коня обратно.
– Лучше пусть убьют, – сказал старик.
– И примут на себя мои грехи. Чего мне еще желать?
Хаджи-Мурад ничего не ответил и выехал со двора.
Рана Стрелецкого оказалась неопасной. Волонтеры окружили перевязанного приятеля, наливая ему в походную кружку рому и попутно делясь впечатлениями.
– А того абрека старого кто порешил? – спрашивал Стрелецкий, прижимая к себе трофейный кинжал, который теперь принадлежал ему по праву.
– Андрюха, – отвечали друзья.
– Из пистолета.
– Кажется…
– Да нет, его командир наш штыком пригвоздил!
Юнкер испугано улыбался и лихорадочно отхлебывал ром из кружки.
Убедившись, что аул полностью оставлен, что кроме кур тут ничего нет, Фезе приказал разрушить дома. Но Ахмед-хан с ним не согласился.
– Этот аул всегда принадлежал хунзахским ханам, – сказал он.
– Зачем же уничтожать нашу собственность? Люди могут вернуться, если им будет где жить. Тогда я обложу их штрафом и заставлю платить подати.
– Но это дома преступников, – настаивал Фезе.
– Их следует покарать!