Аир. Хозяин болота

Тараторина Даха

– Чем утешить тебя? Как обогреть?

– Утешить… – прошелестел Хозяин в ответ. – Утешить… – Глаза его потемнели, из них вязкими каплями потекло черное и страшное, уносимое стремниной дальше. И там, где пролегали черные полосы, начинало тянуть гнилью. Хозяин жутко улыбнулся. – Я утешусь. О, как я утешусь!

Черные слезы растаяли в воде, река всколыхнулась волной, едва не выйдя из берегов. Пальцы, только что нежно обнимавшие ладони Ивы, превратились в стальной капкан: рвись не рвись, не выпустит! И тут кто-то из деревенских, подкравшись сзади, пихнул Иву в спину.

Она

с визгом кувыркнулась в реку. На мгновение почудилось, что снова оказалась в болоте, да не по колено, а целиком. И теперь ни вдохнуть, ни выбраться! Ива забарахталась, не понимая, где верх, где низ, а девки на берегу знай хохотать! Чего пугаться: воды едва по пояс! Колени-то разогни, дуреха, – и встанешь во весь рост! Когда же это поняла сама Ива, страх улетучился. Исчезло и болото, и лес, и жуткие топи, всплывшие в ее памяти.

Она под всеобщее улюлюканье выбралась на сушу и отжала подол. Платок уплыл вслед за рубахой, и предстояло сильно постараться, чтобы их нагнать. Зеленые волосы разметались по плечам. Ива окинула бывших подружек затравленным взглядом, но те, видно, усмотрели в нем угрозу, а не обиду, и отшатнулись.

– Прокляну! – в шутку пригрозила девушка, безошибочно указывая на зачинщицу – конопатую нескладеху, едва вошедшую в возраст невесты.

Девица еще не обрела взрослой стати, однако тело того не знало и все норовило вырасти. Да не равномерно, а по очереди: то одна грудь, то вторая. То нос, то губы… Нескладеха хрюкнула от испуга и юркнула за спины подружек. Но вместо смеха, всегда сопровождающего дурные шутки, раздался всеобщий вздох. Первой обрела голос дородная красавица Сала:

– Мавка!

Она аж раскраснелась, став похожей на одну из дюжины породистых свинок, которыми по праву гордился ее отец. Остальные подхватили. Громче всех кричала Хоря, харчевникова наследница:

– Мавка! Мавка!

– Я не…

Ива закусила губу. Как докажешь? Все одно в своей правоте никого не убедить. Хоть закричись, а волосы зелены и лучше всяких наговоров кажут, кто тут с нечистой силой водится.

А Ива-то и правда с ней водилась! И домашнего духа, являвшегося то черным котом, то мышкой, то сверчком, она теперь с рук потчевала. И колтун при виде нее прятался в сноп сена, и хвороб – маленьких злыдней, похожих на комочки шерсти, – она метлой выметала из углов. Так что ж теперь перечить? Уперев руки в бока, она проговорила:

– Ну, мавка. И что с того?

Девицы так и опешили. Они небось ждали мольбы и слез: мол, человек я! Ваша! Неужто не верите? А Ива возьми да согласись. Как быть?

– С нечистой силой водишься! – неуверенно укорила нескладеха.

– Ну, вожусь, – подтвердила Ива. – А тебе, Еня, никак завидно?

Красавица Сала, будучи бойчее прочих, выступила вперед:

– И Хозяин болота тебя к себе утащит!

– Не утащит, – поправила Ива, внутренне содрогнувшись, – а под руку возьмет и женится. А тебе с сыном мясника миловаться. Ты за этого толстяка с младенчества просватана!

Красавица скривилась: косоглазый парнишка был ей не люб, а насмешки собирал со всех деревенских парней. Но отцы их и правда все порешили заранее, даже успели прикинуть, как перестроить дома, чтобы

вышло большое родовое имение, да с пристройкой, где можно открыть лавку.

– Покуда я слова поперек никому не молвила, – между тем продолжала Ива, – всем хороша была! И на засядки меня звали, и кудель вместе прясть. А уж от пирогов матушки моей и подавно никто не отказывался! А ныне не угодила? Ныне плоха? Отчего же? Что я за себя постояла, а никто из вас не сумел?

От этих слов нескладеха Еня горько завыла – видно, и у нее на сердце тяжким бременем висело горе. Девки кинулись ее утешать, утирать слезы. Сала же плюнула Иве под ноги. Ива пожала плечами, развернулась и пошла вниз по течению, куда уплыла упущенная рубаха. Она держала спину прямо и шагала твердо до тех пор, пока кто-то из девок еще мог ее видеть, но, когда русло завернуло за холм, слезы сами покатились по щекам. Девушка утирала их рукавом, но тот, промокший, мало чем помогал.

Как-то само собой вышло, что ноги вынесли ее к опушке. Там, недалече от берега Ключинки, дюжину зим назад обосновалась слепая бабка Алия. Младшая дочь Лелея долго умоляла ее вернуться в род, не позорить семью, но старуха осталась непреклонна.

– Я слепая поболе вас, зрячих, вижу, – говорила она.

И ничто не могло заставить ее изменить решение. Вот и вышло, что Креп с женой, не в силах переубедить своевольную старуху, сдались и помогли ей переделать продуваемый сквозняками шалашик, который она объявила жилищем, в маленькую, но крепкую избенку. Уважая старость, они помогали Алие с бытом, приносили снедь, но та все больше отказывалась:

– Я ня немощная. Без вас обойдусь.

В деревне она показывалась редко. Разве что на смотрины к внучке явилась, да и то без большой охоты. А до того не пересекала околицы с позапрошлой весны.

Когда на свет появилась Ива, Алия сначала выхаживала хворого младенчика, а опосля, когда девчонка начала бегать по двору голышом, нянчила ее пуще родных дочерей. Тогда-то старуха и начала слепнуть. Словно последнее здоровье отдала, чтобы вытащить внучку, рожденную одной ногой на том свете. А убедившись, что та выросла хотя и худой, но крепенькой, покинула родню.

Алия рассказывала сказки про незримых жителей леса, про духов, про то, как договориться с богами. И про болото рассказывала. Что даже в самый страшный час туда соваться не след. И Ива с подружками, слушая с открытыми ртами, твердо усвоили: в запретную чащу – ни ногой!

Избенка была совсем крошечная. Одному человеку и то тесновато. Зато отапливалась с полполенца, а для одинокой слепой бабки это важнее. Заместо забора – редкий частокол из железных прутьев да густые заросли крапивы. Креп некогда порывался поставить добрую ограду, дабы не лезло дикое зверье: лес-то рядом! Но Алия погнала его метелкой:

– Ты мне не перечь! Схоронюсь как-нибудь. Мне не звери страшны, а от того, кто и впрямь навредить может, твой плетень не защитит!

Креп поспорил-поспорил, да и плюнул. Чего с безумной старухи возьмешь? Небось оголодает, сама домой вернется. Но годы шли, а Алия не возвращалась, окончательно одичав и прослыв деревенской ведьмой.