Академик Ландау. Как мы жили
Шрифт:
— Коля, а могли бы вы ей заехать оплеуху?
— Кора, хватит. Хотите испортить мне эту поездку? У вас садистские приёмы. Женщине вредно быть злой. Добродетель женщины
— доброта.
— Доброта это добродетель человечества, а частный случай доброты женщин к вам носит другое имя.
— Кора, умоляю, смилуйтесь. Ещё одно слово, и я брошусь в пропасть. В объятия этой блондинки меня толкнули только вы.
— Ну, хорошо, больше не буду.
Когда сели за столик:
— Кора, нам давно надо перейти на «ты». Давайте выпьем на брудершафт. Такое трудное завоевание на
«Ну и самоуверенность», — подумала я.
— Коля, а в чем нужна моя помощь вам, или это был предлог?
— Нет, мне хотелось бы иметь друга, которому я мог бы рассказать обо всем. Кто не будет осуждать, кто будет мне беспредельно предан, не спрашивать: что, зачем и почему. Верить в меня и помогать мне. Я задумал грандиозный манёвр: мой шеф Н.Н. одобрил мой план. Он великий знаток, где пахнет жареным, а ведь я его ученик. Две великие державы — Советский Союз и Америка — заключили соглашение по борьбе с раком. Как только я прочёл об этом в газетах, я сейчас же обзавёлся медицинскими книгами о раке и уже имею понятие, о чем, где и как нужно говорить по этой проблеме.
— И вы считаете, этого достаточно?
— Не вы, а ты. Для начала достаточно. Ведь я не собираюсь победить рак. Тому, кто совершит этот подвиг, человечество при жизни отольёт памятник из чистого золота. Ну, а у меня желания поскромнее: я хочу быть академиком.
— Коля, я голосую за ваше избрание.
— Кора, не превращай серьёзную беседу в лёгкий разговор. Не забывай, я рассчитываю на твою, Кора, помощь.
— Я вся внимание.
— Вот так-то лучше. Здесь, в районе Сочи, отдыха ет один человек, некто Жеребченко. Я хочу завербовать его в союзники. Он мне нужен. Я сюда, в Сочи, приехал из-за него. Случайно узнал место и срок его отдыха. Я завтра очень рано утром еду к нему и, если с ним столкуюсь, завтра же здесь ужинаем втроём. Согласна?
— Да, согласна.
— Быть не только моим союзником, но и помощником?
— Коля, но в этом деле я профан.
— То, что я попрошу, в твоих силах.
Когда мы вернулись из ресторана, из кустов возле санатория вынырнула блондинка и ринулась навстречу Коле, а я поспешила не мешать их объяснению. На следующий день он встретил меня на «мацесте»:
— Кора, я приехал сюда поговорить с тобой. Очень боюсь, опять будешь прятаться от меня.
— Коля, мне просто жаль эту беленькую девочку.
— Так ты что, хочешь устроить цирк в санатории? Я бегаю за тобой, эта блондинка за мной, а все посмеиваются.
— Когда она уезжает?
— К сожалению, не скоро. Кора, я хотел вызвать твою ревность, проверить твою любовь, а ты так легко уступила меня этой, как ты её называешь, девочке. Только эта «девочка» сама забыла, когда она ею была. Ваш повелитель приучил вас к параллельным девицам.
— Так вот почему вы завели параллельную. Ничего не имею общего с вашей параллелью.
— Забыла, что мы перешли на «ты»? Почему же Дау можно параллельную, а мне нет? И потом, ты забыла: мы сегодня ужинаем
— Вам удалось договориться с этим Жеребченко?
— Нет, Кора, он категорически отверг сотрудничество со мной, да ещё назвал меня авантюристом от науки. Но ты ведь мой друг, обещала сегодня ужинать в ресторане. Жеребченко отпал, но здесь отдыхает наш химик-академик с женой. Ты и я сегодня поедем ужинать. Тебе вчера там понравилось. Я с ними уже договорился.
После ресторана вернулась поздно ночью, мой прокурор ещё не спала.
— Кора, совсем загуляла. Вчера не обедала, сегодня не ужинала в санатории. Скажите, ваш муж — академик Ландау?
— А вы его знаете?
— Не знакома, но его знает весь культурный мир. Он был вчера проездом в Сочи.
— Он приходил ко мне сюда?
— Все дело в том, Кора, что он, пробыв в Сочи сутки, к вам не зашёл.
Разрыдавшись, как подкошенная, я упала на постель. Было нестерпимо больно, обидно, и такой постылой показалась игра в любовников с этим «авантюристом от науки».
Даунька, единственный, любимый, ты хотел меня видеть. Я это знаю, я это чувствую, но твой такт и твоё несравненное благородство удержали тебя. Ты побоялся нарушить мою идиллию.
Энергично затянувшись табачным дымом, прокурор воскликнула:
— Я ничего понять не могу!
Если прокурор и тот в тупике, а попробуйте все это описать! Сочинить такое трудно.
Глава 26
Если родился человек, которому тесно и душно в устарелых рамках обыденности, он, отбросив стандартную обыкновенность, стремится ввысь, к необыкновенному, к прекрасному. У него на все свои суждения и взгляды. Выводит на бумаге короткие физические формулы, в них сосредоточены истины физической науки. Истины этой науки даются титаническим трудом левого полушария мозга, там работает сложнейшего построения машина. Заменить её невозможно, немыслимо. Запрограммировать сверхталант не удастся никогда.
Хрупкий, бледный человек с огненными глазами, свернувшись на постели, теряя сон, забывая поесть, наносит на чистые листы бумаги знаки, понятные только ему одному. В этом труде он находит наслаждение, ни с чем не сравнимое. Труд! Творческий, изнуряющий, тяжёлый труд. Но только в этом труде для этого человека и заложено высочайшее наслаждение жизнью. Это то необыкновенное, прекрасное, к чему он стремится всю свою жизнь. Что-то сделать, оставить свой след для потомства. Храм науки воздвигается веками чистыми руками истинно талантливых людей, время отметает авантюристов от науки!
Но жить только поисками истин в науке такому человеку невозможно. Быт бесцеремонно врывается в процесс его мышления. Мыслить мелко, хитрить он не умеет: не так устроены клетки его мозга. Вот он и разрешает будничные, бытовые проблемы со своих высот.
Война, Казань, перенаселение эвакуированных не имеет границ. По карточкам мясо практически не выдавалось. Вдруг в Институте физпроблем ловкач Писаржевский, референт П.Л.Капицы, достаёт для сотрудников мясо! Дау радостно сообщил: «Коруша, завтра в институте по всем мясным талонам выдадут мясо!».