Академик Ландау. Как мы жили
Шрифт:
Я это очень быстро осуществила. Колечка легко поверил этой «утке», стал нахально просить Дау звать меня к телефону. Даунька умно ухмылялся. Хотелось броситься ему на шею, сказать, что эту комедию с Л. разыгрываю ради его же пользы. Страх сорваться в порыве ревности терзал меня, а для ревности причин было достаточно.
Однажды раздался телефонный звонок наверху у Дау. Он снял трубку и, не отходя от телефона, крикнул мне вниз: "Коруша, тебя просит Витька Гольданский к телефону". А в трубке телефона я услышала Колин голос. Он меня попросил выйти на липовую аллею. Звуку металла в голосе я не придала никакого значения.
— Из меня делать дурака? Я попросил Витьку набрать номер. Если подойдет он, подозвать тебя, если подойдешь ты — молча передать мне трубку. Когда Витька позвал тебя, я стоял рядом и сам взял трубку и слышал, как Дау кричал: "Коруша, тебя Витька Гольданский просит к телефону".
Еще раз меня качнуло крепким соленым морским ветром: это профессор университета Л. словесно подкреплял свое возмущение по поводу того, как я посмела из него сделать дурака.
Тихо повернулась, пошла домой. Он попробовал меня вернуть, я молча протянула ему окровавленный носовой платок. Я шла домой умиротворенная, во мне не было обиды. Я получила отпущение грехов за свое недостойное поведение, за то, что дурачила не только Колю, но и Дау! Попав домой, я расхохоталась. Даунька моментально на мой смех слетел вниз ко мне. Увидев мое окровавленное лицо, он обомлел:
— Коруша, что с тобой?
— Меня побил Колечка, — весело ответила я.
— Коруша, расскажи подробнее, это ведь так интересно. Значит, это правда, когда бьет любимый, это действительно может быть приятно?
— Да, Зайка мой любимый. Я очень счастлива. А ты за столько лет нашего романа не догадался угостить меня ни одной оплеухой. А теперь я знаю, как сыплются искры из глаз, это очень красиво!
Я жадно впилась глазами в лицо Дауньки, в нем светилась чистота красивой, светлой человеческой души. Что-то удивительно детское, удивительное прекрасное выражала его улыбка. Я потянулась к нему. Мы были в тот вечер очень счастливы.
Смеясь, Даунька говорил: "Что ты есть? Ты есть жена. А что такое жена? "Золото купит четыре жены, конь же лихой не имеет цены". Конь и тот в сравнении с женой не имеет цены. А кому нужен конь? В наши времена? Так что ты, жена, совсем обесценилась. Ты есть моя жена, и уже много лет, а я все влюблен в тебя, ты самая красивая, разлюбить тебя невозможно. Я так счастлив, что отучил тебя от ревности, что мне от тебя ничего не надо скрывать, наоборот, вместо злобности я рассчитываю на твой добрый совет. Я счастлив нашей любовью, но любовницы у меня есть и еще будет много других. Только вот моя Гера начала бузить: наверное, она меня просто не любит".
Выслушав наивные жалобы на его возлюбленную, сфальшивить я не смогла. Уж коль он мне так доверяет, надо быть справедливой, даже в ущерб себе:
— Нет, Даунька, она тебя любит. Узнав тебя, не любить тебя немыслимо. У нее естественное желание женить тебя на себе.
— Но ведь она знает, что я женат.
— Но твоей жене 40 лет, а ей 25. Ей тоже нужен муж, ей тесно жить в родительской квартире. Даунька, сейчас в моду входят кооперативные квартиры. Подари ей квартиру.
— Этого
Однажды в обыкновенный рабочий день раздался звонок. Открываю: "Академика Ландау можно видеть?". Молодая женщина, миловидная, но вызывающе дерзкий вырез на платье, в рабочее время дня — платье вечернего покроя.
— Дау, к тебе пришли, — сказала я, пропуская гостью вперед. Волна приторных духов. "Таких физиков не бывает!" — подумала я.
А вечером за ужином спросила Дау:
— Что это за девица была у тебя?
— О! Это с радио. Она пришла брать у меня интервью. Потом ей стало жарко, она попросила расстегнуть ей лифчик и так легко, без всяких проволочек отдалась мне.
— И ты раньше с ней не был знаком?
— Ну, конечно, нет. Первый раз в жизни встретил высококультурную девицу. А мне, Корочка, это сейчас очень кстати. Вчера вечером мне Гера объявила, что она выходит замуж за Акпера. У него очень хорошая квартира. Приличный мужчина не должен жить без любовницы. У этой девицы с радио красоты не хватает, но грудь хороша, при том она так легко мне досталась, пока не подвернется что-нибудь более приличное, можно перебиться. Правда, мне потом показалось, что она не очень чистая. Ее надо перед употреблением мыть в ванной.
Все познается в сравнении. Когда появилась Гера, я была тронута тактом Верочки. Верочка не приходила к Дау домой. И я не переживала мучительные часы, созерцая освещенную макушку липы под окном. Но когда появилась эта Ирина Рыбникова с радио, я с опозданием оценила достоинства Геры. Гера не пользовалась ванной, вела себя тихо. Она без скандалов хотела женить Дау. Не получилось. И она с достоинством вышла замуж.
Ирина с первых посещений решила вызвать скандал между мной и Дау. Вероятно, нарочно перепустила воду в ванной, втоптала грязными туфлями большие купальные простыни и полотенца, а постельное белье у Дау старательно измазывала губной помадой. Но в наши мелкие женские отношения я Дау не посвящала. Просто перед ее приходом я чистое постельное белье у Дау заменяла грязным, простыни и полотенца доставала тоже из грязного белья. Ей, видимо, чистота постели не была знакома. Ну, а Дау был намного выше мелочей быта.
Мы обе получали, видимо, одинаковое удовлетворение. Только с того часа, когда Дау объявил мне так просто о своей близости с этой вульгарной девицей, внутренне я вся ощетинилась. Мне показалось, что у меня возникло брезгливое чувство даже к Дау.
Наши спальни помещались на разных этажах квартиры. Первое время под разными предлогами я избегала близости с Дау. А потом:
— Коруша, а не забузила ли ты? Я так боюсь, вдруг опять начнешь ревновать?
— Я ревновать? Ну что ты, к этой грязнуле?
— О, Коруша, это не один ее недостаток. Она не очень красива, а уж как глупа! Она не просто глупа — глупых девушек много, — она феноменально глупа.
— Дау, стыдно говорить сорокалетней жене так неуважительно о своей любимой девушке.
— Моя любимая девушка — ты. Этой Ирине я не говорил слова «люблю». Я не мог обхамить девицу, если она пришла с целью отдаться мне.
— Даунька, я никаких претензий к тебе не имею, но, кажется, сегодня она должна прийти. Пятница — это ее день.