Академия для наследников
Шрифт:
– Стор Эвангелион? – я постаралась выглядеть как можно спокойнее: если убедить мужчину в спонтанности накатившего на меня транса, то, возможно, я смогу и уверить его в том, что минутой ранее разговаривала совсем не я, а кто–то, сильно напоминающий Армину Биорийскую. Мало ли на свете бывает чудес: я, то есть она, могла после предательства жениха оказаться на грани жизни и смерти! Кто их, этих принцесс, разберет, мало ли какими последствиями могут обернуться для них нервные потрясения. Они же натуры сентиментальные и до ужаса хрупкие. Это мы, закаленные магини, ко всему привыкли относиться стоически. Они – не мы. Я – не принцесса, я суола Морин из Биора.
Некромант исключением не оказался. Правда, и немедленного желания защитить прекрасную незнакомку не проявил. Нахмурился, пристально рассматривая меня, затем, наконец, произнес:
– Потрудитесь объяснить, кто вы вообще такая, суола.
От несколько небрежной просьбы я сначала ощетинилась, но быстро взяла себя в руки, поняв, что еще могу выставить ситуацию в выгодном для меня свете. Чем и занялась спустя несколько секунд напряженного молчания:
– Суола Морин, первый курс факультета Жизни.
– Жизнь, значит, – задумчиво повторил за мной некромант, и мне показалось, что насыщенно–синие глаза подернулись темной поволокой.
Надо сказать, увидь я их полностью черными, характерными именно для некромантов, удивилась бы намного меньше. А у стора Эвангелиона глаза были, как у обычного человека, и именно они служили предметом живейших обсуждений среди всех студентов, а также темой наиболее жарких сплетен. Возможно, его могли бы считать сыном некроманта и обычной магички или, что еще интереснее, женщины без дара, однако демонстрируемые на уроках умения напрочь опротестовывали все это: стор Эвангелион был чудовищно сильным чародеем. В связи с этим поговаривали, что одним из его родителей или недалеких предков мог стать кто–то из диких земель, и больше всего склонялись к демонам воды. Именно эти существа, если судить по старым мифам, обладали настолько ярким цветом глаз, а из–за демонической природы могли внушить, что выглядят под стать человеку, а то и вовсе принять вид кого–то, непременно ему знакомого. Мать стора до конца жизни могла быть уверена, что зачала от законного мужа, а где–то там, за Великой Стеной, в предвкушении триумфа потомства мог радостно потирать ручки демон–искуситель. Чего только ни услышишь в студенческой столовой, когда бок о бок обедаешь с некромантами.
Вообще это была своего рода насмешка судьбы: сектора, посвященные факультетам, располагались ровно в той очередности, что и разбросанные вокруг Академии королевства. Так что каждый завтрак, обед и ужин наши маги жизни имели удовольствие лицезреть некромантов и водников. Слава богам, мы дружили с другими факультетами, так что периодически я подсаживалась к стихийникам земли, среди которых обучалась соседка по комнате Авидала, но и там не было спасения от разговоров о загадочном преподавателе с факультета Смерти.
Воскресив в памяти воспоминания, я вернулась мыслями в настоящее и робко кивнула в ответ на короткую реплику стора Эвангелиона. Он еще более задумчиво посмотрел на меня, после чего задал закономерный вопрос:
– Тогда откуда же вы узнали о горькой судьбе наследной принцессы вашего королевства?
Я закусила губу: подумать
– Боюсь, это связано с состоянием транса, которое иногда на меня находит, стор Эвангелион.
– Транс? – брови мужчины невольно поползли вверх. – У мага жизни?
Я неуверенно кивнула:
– Когда я в нем нахожусь, то могу искать раненых и лечить их на расстоянии. Но порой, чтобы найти тех, кому требуется помощь, я прибегаю к необычным методам. Мне могут являться призраки, части души нуждающихся в поддержке людей, а иногда и просто отголоски чужой ауры. Боюсь, переживания принцессы были настолько сильны, что целиком завладели моим сознанием.
– Переживания? – прищурился некромант, и я тут же осеклась.
Дура! Вот дура! С какой стати я должна знать о жизни принцессы, если она поглотила меня?
– Вы же сами мне об этом сказали, – в последнюю минуту вспомнила я.
– Хм… и правда, сказал, – неловко согласился некромант, а потом взглянул куда–то за мою спину. – Судьба ее, похоже, настолько горька, что через вас она половину оранжереи загубила. Собственно, я поэтому и пришел – почувствовал зарождение смерти, как бы странно это ни звучало. Вам неплохо бы научиться контролировать свою доступность для окружающих, суола.
Я уже не слышала: обернулась и ахнула, ужаснувшись от результатов собственных действий. Прекрасный сад, раскинувшийся позади скамьи, служившей моим временным пристанищем, увял, цветы осыпались, а сами растения вместо цветущей зелени стеблей явили миру коричневые пожухлые отростки. Застонав оттого, что натворила, я вскочила со скамьи, неловко задев преподавателя, и кинулась к увядшей части сада. Милые, хорошие, ну как же так? Простите, я не со зла! Я обещаю, что никогда больше так с вами не поступлю…
Обратившись к теплу внутри себя, я ощутила, как из глубин души к рукам стремится волна жизни, направленная на то, чтобы вернуть растениям первоначальный вид. Все, что я у них забрала, по глупости сея вокруг себя горечь и скорбь, теперь следовало отдать обратно. И пусть цветов мне уже не вернуть, привычная зелень начала возвращаться к стеблям и листьям. В душе я ликовала: получилось! А потом ноги внезапно подкосились, и я начала оседать на траву рядом с теми кустами, что первыми стали жертвой моего произвола. Видимо, сказалось использование резерва после слишком быстрого выхода из транса.
Упасть мне снова не дали, и на этот раз стор Эвангелион смотрел на меня с некоторой долей укоризны, словно я маленькая несмышленая девочка, не умеющая толком распоряжаться собственными силами.
– Это было крайне неосмотрительно с вашей стороны, – словно в подтверждение моих мыслей, проговорил мужчина, и я неловко кивнула.
– Простите. Я бываю достаточно порывистой, если дело касается собственных промахов. Я всегда стараюсь это исправить.
– Похвальное качество, – впервые с момента нашей встречи улыбнулся некромант, кардинально преображаясь. Я даже дар речи потеряла на некоторое время, и это не осталось незамеченным. – Все хорошо, суола?