Академия для старшей дочери графа
Шрифт:
По виноватому взгляду Терсаля, понимаю, что он-то понял, а вот донести это понимание до Сиерлена не сумел.
Я вижу, что моего драконьего оборотня откровенно трясет. Отсылаю Терсаля домой, пусть хоть немного успокоится, уверяю его, что Сиерлену тоже ничего не грозит, (ну разве что головомойка, но это позднее). Обещаю связаться с ним, как только Сиерлен успокоится настолько, чтобы общаться с Терсалем «без эксцессов».
Заставляю Сиерлена отправиться в кровать. Именно заставляю, потому, что это драконье чудо решило, что я сейчас пойду обратно «в стазис», а он опять останется один. Успокаиваю,
Успокаивается дракон только после того, как я полностью раздеваюсь и забираюсь к нему под одеяло. Наверное, тот факт, что нагишом в эльфийском поселении бродить не принято, хотя прямого запрета нет, дает ему надежду, что я не собираюсь уходить немедленно. Как же его все-таки трясет… Лишь бы никаких осложнений не было из-за стресса, который пережил драконий оборотень.
Глава 19
Обнимаю Сиерлена осторожно за плечи. Что же ты успел себе представить, если тебе настолько плохо? Это даже хуже, чем магическое истощение. Неужели привязка дракона дает такой эффект даже в случае подозрения, что Истинная дракона погибла?
— Я был уверен… не подозрения, почти уверенность! — Сиерлен поворачивается на спину и закрывает глаза. По щекам текут слезы, — Почему ты говорила с Терсалем, а не со мною? Ты не его истинная!
А? Э! Так это драконье чудо еще и приревновать меня успело к Терсалю, их дракону, который и кельпи заодно? И опять Сиерлен мои мысли читает без разрешения… но тогда должен знать, что беспокоилась я о нем!
— Беспокоилась обо мне, а разговаривала с Терсалем! — возмущенно и беспомощно одновременно произносит дракон.
Похоже, без «разборки полетов», как говорил один мой препод в институте, не обойтись. Иначе это драконье чудо будет ревновать меня к любому объекту мужского пола, вне зависимости от возраста и привлекательности объекта.
— Так, Сиерлен. Ты считаешь Ричарда и Терсаля своими друзьями. Ты можешь себе представить ситуацию, когда ты изменяешь мне с Истинной Терсаля или Ричарда? Особенно, если знаешь, что это будет причиной их смерти?
Вижу по возмущенно-яростному виду Сиерлена что ситуация, которую я предложила ему на рассмотрение для моего дракона немыслима! Он даже отвечать не намерен, настолько ситуация кажется ему нелепой! Отворачивается, сердито сопит.
— А тогда какого… почему ты считаешь, что Терсаль может поступить с тобой так, как ты для себя поступать считаешь неприемлемым? Считаешь друга недостойным доверия? Или меня, если уж на то пошло?
Похоже, до моего любимого «библиотечного вандала» дошло, что он только что оскорбил свою Истинную и своего друга. Оказывается, от стыда дракон тоже краснеть умеет. До кончиков волос.
— Извини, — бурчит.
— Перед Терсалем лучше завтра утром извинись, фингал ты ему поставил, а не мне. Попортил другу физиономию. Что его Избранная скажет, когда его увидит? — усмехаюсь я.
— Ничего не скажет, Терсаль часто дрался и раньше. Она привыкла, — философски замечает Сиерлен, — Я завтра им чего-нибудь мясного поймаю. В качестве контрибуции за разбитую физиономию.
Какой у меня, оказывается, дракон — разумный и заботливый! Но эльфийских традиций
Вот люди — им плевать на такие тонкости. Если есть кто-то, кто будет снабжать замок свежим мясом в обмен на защиту графа — милости просим! Съедят дичь, которую будут приносить оборотни, и с «магией» в крови животного, и не заметят.
— Никакой охотой ты завтра заниматься не будешь. В драконьей ипостаси ты и пяти минут не выдержишь, сам говорил. И я пока не знаю, с чем столкнулась, почему ты не можешь обернуться на более длительный срок. А в человеческой ипостаси тебе тем более надо отлежаться. Ничего, завтра просто извинишься. Терсаль поймет.
Сиерлен сердито сопит. Понимает, что виноват, но все равно сердится. Перепугался он, конечно, очень сильно, ведь для драконов их «драконья лихорадка» — смертельный приговор. Причем, иногда для всего поселения драконов. Бурчит, что Терсаль «сам виноват» и «нечего было нотации читать».
Не одергиваю дракона, пусть лучше сердится, чем пугается или страдает.
Мешком колостомы приходится заниматься все равно мне — больше просто некому. Заставляю Сиерлена сесть в кровати, вижу, что он напряжен и недоволен. Показываю, как это делать — мало-ли что, вдруг я буду чем-то занята? Морщится. Ну да, запах, конечно, тот еще, а дракон скорее всего, обладает более острым обонянием. Спрашиваю, запомнил ли? В ответ получаю заверения, что ничего не запомнил. И вообще слишком боится этого. И противно.
— Сколько еще эта штука будет на мне? — спрашивает вроде не заинтересованно, а в голосе — тревожные нотки.
— До следующей операции, — поясняю. Уж лучше бы не поясняла. Дракон сжимается, теперь еще и об операции станет думать, вместо того, чтобы просто поспать. Может, его сексом отвлечь? Хоть какой-то позитив будет. Ну почему мне так сложно с этими драконами?
Прошу дом перестроить помещение так, чтобы из «пространства», закрепленного за Сиерленом был открытый переход в ванную. Память Каэри уверяет меня, что ванная у эльфов называется «пространство дождя». Интересно, те слова, что помнила Каэри — это общеэльфийский, или какой-то местный диалект у эльфов? Наверное, все же диалект. Эльфийку же я не понимала…
Мою руки. Сиерлен встает, увязывается за мною в ванную, то есть «пространство дождя». Еле-еле доходит сам. Внимательно смотрит, что я делаю в ванной. Но ничего не говорит. Вербализируй, мальчик, чего ты от меня хочешь. Так как я телепатом не являюсь…
— Каэри… можно мне… ты сама подумала… я тоже — сбивчиво произносит дракон.
Что это драконье чудо имеет ввиду? Я сегодня много о чем думала, включая непереводимые ругательства из моего мира, которые, похоже, приводят дракона в экстаз. Нет, умом то он понимает, что я ругаюсь, но вот сам процесс его, похоже, завораживает — ругаться на незнакомом для Сиерлена языке мало кто может! Это драконье чудо оказывается не просто полиглот, а полиглот-уникум. Впрочем, у черных драконов это скорее правило, чем исключение.