Академия для старшей дочери графа

Хегбом Юлия

Вот ведь… специально он, что ли, постоянно испытывает мое терпение на прочность? То ли запретить ему читать мои мысли, то ли прекратить сравнивать Сиерлена с другими драконами даже в мыслях. Разве это была критика? Я отметила индивидуальную реакцию драконов на внешние раздражители! Только и всего. А Сиерлен отреагировал так, словно я его осуждаю. Ну что мне делать с этим подростком? Пришлось уделить внимание, утешать, успокаивать, уверять, что связь между истинной парой нерасторжима и пообещать, что с его непонятно почему ставшим неполным оборотом я тоже постараюсь разобраться. Наверное, Сиерлен решил, что если уж я с драконьей лихорадкой

справилась — значит и по проклятиям спец.

Конечно, я видела, что невозможность полного оборота дольше, чем на пять минут, а потом сильный магический "откат" ограничивал Сиерлена. Все же обернуться драконом для него — это не просто еще одна ипостась. Это его основная сущность. И то, что для меня человеческая ипостась Сиерлена выглядела привычнее, все же не отменяло того, что дракону было откровенно тяжело находиться в человеческой ипостаси постоянно. Одного того, с какой тоской Сиерлен смотрел в небо мне было достаточно, чтобы решить для себя, что эта проблема не менее важна, чем наш мозговой штурм «по вопросам логистики и доступности лекарственных препаратов для населения». В конце концов, у меня сейчас лишь двенадцать драконов в распоряжении, из которых два в полной отключке, под капельницей, и неизвестно, когда их можно будет считать «условно здоровыми». И один — превратиться в дракона может лишь на пять минут. Так что я решила для себя хотя бы выяснить, как Сиерлен получил проклятие.

— Не знаю, как, — буркнул драконий оборотень. Снова мои мысли читал без разрешения, и вопроса дожидаться не стал, ответил мне сразу.

— В том-то все и дело, что не знаю ни что это за проклятие, ни даже когда получил его! Заметил не сразу! Превратился в человека. Провел в человеческом трактире ночь. Узнал о том, что в замке поблизости есть фолианты на драконьих языках. Пошел в замок твоего отца. Попался. Попытался обернуться драконом и улететь. На пять минут превратился. Вырубился. А очнулся уже в подвале замка, в наручах, ограничивающих магию.

— А почему ты решил, что это проклятие? — спросила я осторожно. С отца станется применить какой-нибудь древний артефакт, ограничивающий драконью магию.

— Потому, что метка от проклятия осталась, — хмуро ответил Сиерлен, — Она к тому же жжется, иногда! Не знаю почему жжется.

Дракон помолчал немного, потом прошептал почти на грани слышимости: «Когда ты капельницу ставишь, жжется очень сильно. И сразу!».

Взгляд, которым меня «наградил» дракон был полон смятения и некоторой виноватости, что-ли.

— А почему мне ничего не сказал? Что было больно? — спросила я.

— Драконы не имеют право выказывать слабость или жаловаться на боль, — устало пояснил Сиерлен с горечью в голосе, — Я и так показал свою слабость, это недостойное поведение для дракона. Ни одна девчонка-дракон не стала бы меня терпеть рядом с собой.

Чувствовала я себя отвратительно. Хорошо, хоть не подтрунивала над Сиерленом из-за его панического страха перед капельницей. Ну ладно, у мальчишки гипертрофированная гордость. А мне то кто мешал спросить, почему он настолько резко реагирует на капельницу? Почему ничего не заметила, не обратила внимание, не поняла?

— А когда ты, например, микстуру или таблетки вместо капельницы получал, метка тоже жглась? — спросила я.

Сиерлен кивнул, но пояснил: «Только не сразу! Я вначале не сообразил, что есть связь. Только когда ты спросила, догадался».

Значит, метка проклятия тоже

реагирует на пенициллиновую группу? Ничего не понимаю! И самое главное, не только я — память Каэри уверяла, что настоящая Каэри ни с чем подобным не сталкивалась. Раньше магия и мой прошлый мир имели четкие границы и пересечение миров было достаточно условным. За исключением меня, конечно, симбионта тела из этого мира и души и разума из моего. Память была единственной вещью, что мне досталась от обеих сущностей. Но… Одно дело, когда на антибиотики реагируют бактерии этого мира. Странно, но в какой-то мере понятно. Зато когда я поняла, что на антибиотики из моего мира реагирует проклятие этого мира, я тихо выпала в осадок. Ведь совсем недавно я даже не была уверена, что проклятия существуют, считая их средневековыми суевериями. И вот теперь Сиерлен уверял меня в том, что проклятие не только осязаемо, и имеет метку, оно еще и боль может причинять вступая в «реакцию» с лекарствами из моего мира? Разве что проклятие реагирует на то, что лекарство снимает риск немедленной смерти, «наказывая» за это болью?

Видимо, моя изумленная физиономия позабавила дракона, так как Сиерлен улыбнулся. Похоже моя растерянность из-за того, что по своей невнимательности не попыталась выяснить у Сиерлена все об этом проклятии, явно успокоила дракона. А, да! Конечно! Я поняла, что по сути подарила ему «драконью индульгенцию», когда его страх был не чем-то постыдным, что необходимо скрывать от других драконов, а «недосмотром его Истинной».

— Премного благодарна, Сиерлен, — хмыкнула я, — Значит, то, что ты помалкивал о том, что тебе было больно — это моя вина?

Сиерлен пожал плечами, но по его ухмылке я поняла, что да, дракон считает, что так оно и есть. Для него проклятие и драконья лихорадка не различались по своей природе — это было что-то, что может убить. Я решила, что пытаться понять, как проклятие взаимодействует с антибиотиками я не буду. Просто внесу в список потенциальных опасностей еще и проклятия. Раз уж так получилось, что реалии этого мира таковы. Понимание разницы в этиологии двух совершенно разных по своей структуре явлений — инфекционного заболевания и проклятия это все же понятия, свойственное выходцам из технического мира, а не средневековья.

— Ну-ка, раздевайся давай, и покажи, где эта метка, — попросила я Сиерлена. Может, метку поставили в нашем замке? Тогда, возможно и снять ее получится?

Драконий оборотень нахмурился, но тунику, которая была на нем, снял беспрекословно.

Глава 36

Метка была небольшой, и не ищи я что-то такое специально, приняла бы за обычную драконью татуировку — у Сиерлена же была одна тату, подтверждающая его принадлежность к роду черных драконов, как доказательство, что он тоже является наследником. Только вот татуировку на лопатке на спине я никогда раньше не встречала. Прямо скажем, нетипичный выбор места для тату.

Стилизованная метка дракона в круге, которая на фоне смуглой, загорелой кожи была почти незаметна. И эта непонятная «татуировка» если честно, была чертовски красива. А еще я поняла, что Каэри такую метку никогда не видела, что снижало вероятность того, что проклятие поставили у нас в замке. Но отца все же не мешало спросить. И матушку тоже — других магов, способных на такие сложные манипуляции у нас не было. А матушка, к тому же была в свое время одной из лучших учениц в Академии. Если уж она не знает, что это такое…