Академия и хаос
Шрифт:
— Ну что ж, теперь тут только вы да я, дружище, — несколько напряженно, но браво заметил Морс Планш. — О чем же мы с вами на этот раз поболтаем?
Эпилог
— Я, наверное, спала, — призналась Жанна.
— Я тоже, — отозвался Вольтер. — Что тебе снилось?
— Очень болезненный сон. Мне приснилось, что в шею мне вонзилась стрела, а по голове угодил камень.
— Эти травмы тебе довелось пережить в жизни, прежде чем тебя сожгли на костре. А мне снилась смерть, — признался Вольтер. — Ты уже воссоединилась?
— Пока
— Она была создана для того, чтобы уничтожать нас, — заметил Вольтер. — Всеми фибрами своей души она ненавидела и презирала любые разумы, кроме человеческого.
— Но… — минутное замешательство. — Ты сказал — ненавидела?
— Да. Она мертва.
— А что с другими? С теми детьми, что работали с кельвинистами, которым ты помогал? — спросила Жанна.
— Насколько мне известно, они покинули Трентор.
— Стало быть, все разрешилось?
— Ты имеешь в виду наш спор, милая, или…
— Не смей называть меня так, безбожник!
— Т-с-с-с… — попытался урезонить Жанну Вольтер, но это было бесполезно.
— Я слышу голоса, и они говорят мне, что я была искушаема господином… господином лжи.
— Кто станет спорить с подобными откровениями? Давай решим спорить и не соглашаться друг с другом, хотя бы и навсегда, — предложил Вольтер. — Но я готов признаться, что мне было не по себе без тебя. Закодированный внутри космических вихрей и смерчей, закованный в энергетические поля и плазму, подобный пауку на ловчей сети, я странствовал вместе с частицами, был гостем на их пирах, где угощением служила рассеянная энергия, я видел упадок их сообществ, видел, как они спаривались и танцевали… О, это так напоминало людское общество, но как же они бескровны, как предсказуемы, как ангелоподобны! Мне не хватало извращенности, женственности, человечности.
— Подумать только — как лестно. Ты скучал по моей извращенности?
— От скуки я следовал за людскими звездолетами и наткнулся на корабль, терпящий бедствие, подхваченный бурей, которую подняла гибнущая звезда. Внутри этого корабля я обнаружил механическое человеческое существо, ослабленное атакой частиц, которые мои гостеприимные хозяева почитали вкуснейшими из деликатесов… Какая великолепная возможность!
— Ну еще бы! Какой дивный шанс для тебя вмешаться и привнести в чью-то душу свой мятежный дух.
— Дух? Может быть, может быть… В нем была такая бессловесная потребность в похвале, в одобрении, желание осуществиться…
— Ну да. Совсем как ребенок, которого ты волен был лепить по своему образу и подобию.
— Я нашел в нем крошечное семя свободы. Я просто-напросто полил его, уронив рядом с ним пару электронов, затем перебросил с места на место одну-другую позитронную цепочку…
Я помог частицам сделать то, что они и так бы с ним сделали, если бы у него пострадали контуры программирования.
— Дьявольская изобретательность, — фыркнула Жанна, однако в голосе ее прозвучало скрытое восхищение. — В этом тебе всегда не было равных.
— Я не сделал ничего такого, против
— Твои грехи меня более не тревожат, — буркнула Жанна. — После всего, что стряслось, после того, как эта страшная женщина… (Эквивалент содрогания.) Боюсь, нам снова грозит распад — утрата самих душ наших. Ведь в конце концов мы не люди…
Вольтер прервал рассуждения Жанны:
— Никто не знает, что мы здесь. Мы были разорваны на части, они решили, что мы погибли. Теперь у них своих забот хватает. Мы — никчемные призраки, которые никогда и не жили по-настоящему. Но если уж роботы становятся людьми… Почему бы и нам не заняться тем же, любовь моя? Не всю же жизнь нам охотиться за элементарными частицами и обитать внутри компьютерных сетей?
Жанна оставила это предложение без ответа и молчала несколько миллионных долей секунды. Затем она — в этот миг, как и Вольтер, пребывающая в недрах глубинной матрицы, спрятанной в самой сердцевине компьютера, призванного следить за ежедневным накоплением капиталов на Тренторе, — вдруг ощутила, как последние фрагменты ее сохранившегося "Я" соединяются со спасшимися бегством частицами, пострадавшими во время катастрофы, разразившейся в Зале Освобождения.
— Ну вот, — проговорила Жанна. — Я цела. И я снова спрашиваю тебя: что же будет со всеми этими нерешенными вопросами — судьбой человечества, успехом благословенного Гэри Селдона?
— Самые глобальные вопросы снова витают в воздухе, — сухо проговорил Вольтер.
— И окончательных суждений не вынесено.
— Ты имеешь в виду суждение всеобъемлющего Отца Небесного, населяющего страну твоих галлюцинаций, или механического человека, которого ты наконец совратила по прошествии десятков лет?
Жанна ответила, как отрезала, сбив пошлость вопроса Вольтера ледяным тоном:
— Бог говорит с людьми, проявляясь в их деяниях, и, конечно, Он говорит через меня. Каково бы ни было мое происхождение, я остаюсь вместилищем Его голоса.
— Да-да. Как это я запамятовал…
— Дэниел…
— Он ничего не решает, и без человечества ему конец.
— Значит, выхода нет, — разочарованно проговорила Жанна.
— Ты боишься того, чем все это закончится, дорогая? — спросил Вольтер.
— Я боюсь того, что не окажусь там, где нужно, когда все разрешится. Эти дети с могущественным разумом… Если они узнают о нас, они возненавидят нас и, быть может, возжелают окончательно изничтожить.
— У них других забот по горло, и они никогда не узнают о нас, — заверил Жанну Вольтер. — Им предстоит разыграть величайший обман. Пока ты собирала себя по кусочку, я успел предпринять кое-какие изыскания…
— И что же ты изыскал?
Вольтер вдруг понял, что мудрее приберечь полученные им сведения, поскольку в противном случае Жанна запросто способна отправиться к Дэниелу и все ему выболтать. Он до сих пор не доверял ей окончательно, но почему он так любил ее?