Академия и Земля (Основание и Земля)
Шрифт:
– Но все-таки, что случилось?
– Фаллом, успокойся, – сказала Блисс. – Я придумаю что-нибудь, чтобы тебе стало хоть немного легче. Помни – я люблю тебя так же, как любил Джемби.
Она взяла Пелората за локоть и вытолкнула в обеденный отсек, повторяя:
– Это так, ничего, Пел. Пройдет.
– Это из-за Фаллом, верно? Она все еще жалеет о Джемби.
– Ужасно. И мы ничего не можем с этим поделать. Я могла только сказать ей, что люблю ее – и в самом деле, это так. Как можно не любить такое нежное и разумное дитя? Удивительно разумное. Тревайз думает, что даже слишком
– А понимала ли Фаллом, что Бандер – ее отец?
– Ее мать. Если уж мы согласились рассматривать фаллом как женщину, так же следует думать и о Бандере.
– Неважно, Блисс. Знает ли Фаллом об их родственных связях?
– Я не уверена, что она поняла бы, что это такое. Вероятно, она может знать, но не придает этому никакого значения. Однако, Пел, она пришла к выводу, что Бандер мертв, поскольку ее озарило: выключение Джемби должно быть результатом прекращения подачи энергии, а так как этим занимался Бандер… Все это пугает меня.
Пелорат задумчиво сказал:
– Почему, Блисс? В конце концов это всего лишь логический вывод.
– Потому что другой логический вывод может последовать из самого факта его смерти. На Солярии, с ее долгоживущими и одинокими космонитами, смерть – нечто редкое и отдаленное. Представление о естественной смерти должно существовать лишь у немногих из них, и, вероятно, совсем отсутствовать у солярианских детей возраста Фаллом. Если она продолжит размышлять о смерти Бандера, она наконец начнет гадать, почему он умер, и то, что это случилось, когда мы, чужаки, появились на их планете, наверняка наведет ее на мысль о возможной причине и следствии.
– Что мы убили Бандера?
– Это не мы убили Бандера, Пел. Это была я.
– Она не догадается.
– Но я должна буду сказать ей об этом. Она обижается на Тревайза, а ведь он – руководитель экспедиции. Фаллом может решить, что, возможно, именно он повинен в гибели Бандера, а как я могу позволить, чтобы на Тревайза кто-то возвел напраслину?
– Стоит ли беспокоиться обо всем этом, Блисс? Ребенок не испытывал никаких чувств к своему от… матери. Только к своему роботу Джемби…
– Но смерть ее матери означает и смерть ее робота. Я почти готова уже признаться в своей ответственности за это. Я испытываю огромное искушение.
– Почему?
– Так я смогу объяснить это в нужном свете. Так я смогу успокоить Фаллом, предупредив ее собственное открытие этого факта в процессе размышлений. Сама она может не найти оправданий убийству Бандера.
– Но оправдание существует! Это была самооборона. Спустя мгновение мы были бы мертвы, не решись ты на крайнюю меру.
– Именно это я и должна бы сказать, но не могу заставить себя объясниться. Я боюсь, что она не поверит мне.
Пелорат, покачивая головой, сжал зубы.
– Ты думаешь, было бы лучше, если бы мы не привели ее на «Далекую звезду»?
– Нет, – рассердилась Блисс, – не говори так! Я была бы бесконечно более несчастна, если бы мы сидели сейчас и вспоминали оставленного нами невинного ребенка, осужденного на безжалостную смерть из-за того, что мы натворили на Солярии.
– Такова планета Фаллом.
– Послушай, Пел, только наш разговор не передавай Тревайзу. Изоляты находят возможным соглашаться с подобными вещами и не думать больше о них. Мораль же Геи – спасение жизни, а не уничтожение ее. Жизнь во всех ее проявлениях должна, как мы знаем, заканчиваться, чтобы другая жизнь могла начаться, но никогда – без пользы, без смысла, без конца. И смерть Бандера, пусть и неизбежную, довольно трудно перенести. Смерть же Фаллом была бы просто невыносима.
– Ну хорошо. Думаю, ты права. Но в любом случае, я пришел к тебе не с заботами о проблемах Фаллом. Дело касается Тревайза.
– Что с ним?
– Блисс, я беспокоюсь за него. Он ждет установления параметров Земли, и я не уверен, что он сможет перенести такое напряжение.
– Я не боюсь за него. С ума он не сойдет.
– У каждого из нас есть предел выносливости. Послушай, планета Земля оказалась теплее, чем он ожидал; так он сказал мне. Полагаю, он думает о том, что она может быть слишком теплой для существования там жизни, хотя явно старается убедить себя, что это не так.
– Быть может, он прав. Может, она не слишком горяча для жизни.
– Кроме того, он допускает, что, возможно, это тепло можно объяснить наличием радиоактивной поверхности, но тоже отказывается в это верить. Через день-другой мы подойдем достаточно близко к Земле, так что станет ясным истинное положение вещей. Что, если Земля действительно радиоактивна?
– Тогда ему останется только смириться с этим.
– Но – я не знаю, как сказать… – что, если в его мозгу…
Блисс подождала, а затем криво усмехнулась:
– Полетят предохранители?
– Да. Полетят предохранители. Не могла бы ты предпринять что-нибудь, чтобы поддержать его? Держать его под контролем и в уравновешенном состоянии, так сказать?
– Нет, Пел. Я не могу поверить, что он так слаб, и, кроме того, существует твердое решение Геи: его сознание неприкосновенно.
– Но сейчас особые обстоятельства. У него есть эта необычная «правота» или как ты ее там называешь. Шок от полного провала его прожектов в тот момент, когда все, казалось бы, успешно завершено, способен пусть и не уничтожить его мозг, но расстроить его «правоту». Он обладает очень необычным талантом. Разве не может этот талант оказаться необычайно хрупким?
Блисс на миг задумалась, пожала плечами и сказала:
– Ну что же, возможно, мне и следует присмотреть за ним.
Следующие тридцать шесть часов Тревайз смутно ощущал, что Блисс и, в меньшей степени – Пелорат, ходят за ним по пятам. Впрочем, это было не так уж необычно на таком компактном корабле, да и занимали его ум совсем другие вещи.
Теперь, сидя за компьютером, он был уверен, что Блисс с Пелоратом стоят у двери. Тревайз обернулся и испытующе уставился на них.