Академия М Ч С. Попасть и не пропасть
Шрифт:
— А уже выяснили, зачем им нужна засуха?
— Уже выяснила? — приятно удивился ректор. — И когда только успела, — задал он вроде как риторический вопрос, но при этом пристально смотрел на меня. А я что, я ничего. Девочка-одуванчик, не понимающая, чего от нее требуют. Думаю, что он не оценит факт моего проникновения в чужие покои. Поэтому улыбаемся и машем.
— Не скажешь, — сделал он правильные выводы. — Ну хорошо, не хочешь, можешь не говорить. По поводу причин, которые преследовали злоумышленники есть только догадки, но как только появится новая информация, — он понизил голос до мурлыкающего шепота, — я расскажу
— Обойдусь как-нибудь, — фыркнула, медленно заливаясь краской. А этот нахал только негромко рассмеялся. Нравится ему девушек смущать. Гад, как есть гад.
— Отчего же, любопытная моя, — ректор обогнул стол и двинулся ко мне, я же попятилась спиной к двери, еле сдерживаясь, чтобы не рвануть со всех ног. И в следующее мгновение поняла, что лучше бы рванула.
— А сегодня перед сном я расскажу тебе другую сказку – для взрослых.
Он плавным движением перетек мне за спину, и вот уже я прижимаюсь вплотную к его торсу. Стоя в напряжении, я ощутила дыхание на своей шее, куда в следующий миг прикоснулись теплые губы. Я дернулась, пытаясь предотвратить дальнейшее безобразие, но мужчина держал крепко и отстраниться не позволил. А губы тем временем покрывали быстрыми поцелуями все, до чего доставали, но никакого удовольствия я от этого не испытывала. Да и как можно чувствовать что-то приятное, когда мне опять угрожают? А слова про сказку на ночь, тем более из категории восемнадцать плюс, я воспринимала именно как угрозу. И тут напряженно работающий мозг решил смилостивиться над своей хозяйкой и подкинул мне слабенькую, но идею.
— Сожалею, но не могу составить вам компанию, так как мне нужно делать домашнее задание, а задали его очень много, успеть бы поспать хоть пять часов. И у меня не настолько крепкая психика, чтобы слушать истории с эротическим уклоном в вашем исполнении.
Теперь уже ректор застыл, уткнувшись носом в мои волосы. Прошла минута, стоим, молчим. Но вот в последний раз глубоко вздохнув, (нюхал он меня, что ли?) ректор оторвался от моей тушки и произнес то, что крайне меня обрадовало, однако, судя по голосу, совсем не нравилось ему.
— Хорошо, если ты так настаиваешь, то я до свадьбы оставлю тебя в покое. А потом, дорогая, сама понимаешь, первая брачная ночь, медовый месяц и все к нему причитающееся.
Вот блин, я тут же представила бордовые шелковые простыни на огромной кровати с балдахином, себя в выбранном утром голубом платье рядом с ней, а напротив воображаемой меня нетерпеливо снимал сюртук мужчина. Только на ректора он совсем не походил.
— Что? — выплыла из своих мыслей, когда до моих ушей донесся голос, произносивший мое имя. И, видимо, звал не в первый раз.
— Я спрашиваю, есть ли у тебя еще вопросы, или ты дашь мне поработать?
Конечно же дала. Что я враг себе, этого мужика от бумажек отрывать. Лучшая тактика в моем непростом случае — избегать его любыми способами. Вот и делала я это всю оставшуюся неделю. А сейчас, выйдя из кабинета, решила посмотреть — как там на улице. Не утонут ли в грязи мои любимые туфли.
Чем ближе я подходила к входным дверям, тем громче становились звонкие голоса студентов. Они выкрикивали что-то зазывательное, но понять, что именно, я смогла только подойдя непосредственно к ним. А посмотреть было на что.
Выстроившись в линию, трое юных воротил бизнеса размахивали разноцветными резиновыми сапогами и скандировали:
Девушки и парни, расталкивая друг друга, мерили понравившуюся обувь, а найдя то, что хорошо сидит на ноге, покупали, не торгуясь. Я тоже решила приобрести дефицитный товар и даже нашла черные сапоги, которые были мне впору. Почему-то кроме меня, они никому не приглянулись. В фаворитах ходили розовые и салатовые сапоги в оранжевый горошек. Причем вторые скупали не девушки, как можно было бы подумать, а парни.
А после того, как обзавелась обновкой, я высунулась во двор. В зеленеющем и пахнущем свежестью парке напрочь отсутствовали выложенные камнем дорожки. На их месте расползлась коричневая жижа, красующаяся торчащими из нее многочисленными ветками и опавшими под тяжестью дождя листьями. В такую если наступишь, то туфли сразу не досчитаешься, затянет внутрь, и скачи потом на одной ноге.
Пока ушлые студенты не распродали все свое барахло, я понеслась обратно в общежитие. Нужно предупредить Элаю и парней, чтобы быстрее шевелили ластами, а то я сильно сомневаюсь, что у них шкаф галошами забит.
***
Гулять было весело. И дело даже не в том, что я радовалась возможности вырваться на волю, а в мытарствах передвигающихся в поле нашего зрения студиозов. Как я и предполагала, сапоги достались не всем, а вот сидеть в стенах, когда на улице такой замечательный солнечный день, практически никто не стал.
И вот наблюдаю я за дивным представлением и радуюсь своей удаче. Если бы вовремя не наткнулась на этот базар, то ничем бы сейчас не отличалась от этих несчастных.
Компашка, ковыляющая впереди нас, с трудом передвигала ноги, отрывающиеся из жижи со звонким «хлюп». Я тоже ощущала, что мне на ноги гири по полкило примотали, но мне повезло больше. Я была в сапогах, а они — нет. Один из парней, видимо самый умный, одел что-то похожее на вьетнамки, и держалась эта обувь на честном слове и большом пальце. При очередном шаге тапочка соскользнула со ступни и осталась лежать на дне десятисантиметрового слоя, образованного дождем, глиной и травой.
Не смирившись с потерей, брюнетик наклонился достать пропажу, засунул ладонь в жижу, но вместо того, чтобы с триумфом водрузить тапочку на пьедестал, поскользнулся и плюхнулся пятой точкой в грязь, волной окатившей ржущих над неудачником друзей. Однако смех их быстро сменился другим, весьма недобрым чувством, и они навалились на парня, окуная его целиком. Тот не растерялся и повалил их рядом с собой, чтобы не скучно было принимать грязевые ванны одному. Через пять минут три чумазых, но очень довольных поросенка гордо шествовали мимо ошарашенных студентов, а когда те спрашивали, как они умудрились так сильно испачкаться, раскрывали радушные объятия и говорили: «Сейчас поймешь».
Нас эта честь, к счастью, миновала. И вернулись обратно мы относительно чистые, чего нельзя было сказать о светлом каменном поле, изукрашенном сотнями разнообразных следов. Присмотревшись к бедолаге, корячившейся со шваброй и ведром над особенно истоптанными участками, я с удивлением опознала в ней Азизу. Полная решимости узнать, чем закончилось ментальное вмешательство, и что она опять успела натворить, если ей поручили такую грязную, в прямом смысле слова, работу, я пошла удовлетворять свое любопытство.