Академия Нави. Лучше стыдно, чем никогда!
Шрифт:
– Вот так всегда! – обиженным голосом заметила печка. И вздохнула. – Вот молодежь! На всем готовеньком привыкли! Всем скатерть самобранку подавай!
– Да, не мешало бы, - усмехнулась я, присаживаясь за стол и разглаживая скатерть. Цвет у нее был как у грязной мешковины. На ней было парочка желтых пятен, намекающих на бурную молодость.
– Трупёрда ты, глазопялкая! – послышался скрипучий голос со стола. Скатерть и зашевелилась под рукой. Махровая кайма поднялась вверх.
– Простите кто? – прислушалась
– Глаза бы мои тебя не видали! Не поворотливая и любопытная баба! Вот что значит трупёрда глазопялкая! Беспелюха ты эдакая! – продолжала скатерть, пока я пыталась заглянуть под стол. – Чего смотришь, трупёрда! Али скатерти самобранки не видала? Просила – вот тебе!
– Ой, а можно мне… - я пощелкала пальцами, глядя на печку. – Как вы там сказали?
– … щи томленые, яблоки печеные в меду моченые, - вкусно продолжала печка
– Вот! Все это и здесь? – с надеждой спросила я, поглядывая на скатерть. Может, ее перевернуть? Ой! Там она еще страшнее!
– Эти… как его… моченые! Их обязательно! – припоминала я, готовая съесть даже слона. Но с кетчупом. – Вы там говорили еще что-то… Можете повторить?
Печка молчала. Зато скатерть воинственно дыбилась.
– Слышь, трупёрда, а ну пошла вон отсюда! Сама возьми да приготовь! Тоже мне печная ездова выискалась! Ручки марать не хочет, лентяйка! Мало того, что лентяйка, так еще и захухря! – возмущалась скатерть, волнуясь, как море.
– Сами вы захухря! – обиделась я, глядя на пятна.
– Я – самобранка! Бранка! От слова «брань!». А не вынь да положь! Ручки есть? Иди, готовь! – визжала скатерть. – А то вон какая мухоблудь выросла! В руках мухи женихаются!
Словарный запас пополнялся со скоростью одно слово в секунду.
– Чего притихла, трупёрда? – гадко спросила скатерть.
– Кирпичи откладываю, - честно ответила я. – На новый дом, чтобы жить отдельно!
– Ась, ась? – переспросила скатерть, воинственно шевеля запутанной бахромой.
– Ладно, - вздохнула я, решив немного посидеть на диете. В горнице было достаточно места. В дальнем конце была лежанка, возле печки скамья. Рядом со скамьей торчала палка, а на ней была намотана шерсть.
– Хобяка ты, - выплюнула скатерть.
– Сами вы… хобяка! Да еще какая! – устало огрызнулась я, определенно чувствуя, что это что-то плохое.
– Руки просто у тебя не оттуда растут! Поэтому и хобяка!
– проворчала скатерть.
– Если y вас руки не оттуда растут - значит, это ноги!
– ответила я. Да я хозяйственней, чем хозяйственное мыло! – Есть давай! Что есть?
Я перевернула ее, глядя на двух застиранных лебедей.
– А что надобно, хобяка? – сварливо заметила скатерть.
– Итак, я хочу суши! – усмехнулась я, глядя на то с каким-подозрением правый
– Суши? Кого суши? – спросила скатерть, ничуть не изменившись.
– Суши, сушки, роллы! – перечисляла я, не особо надеясь на успех.
– Тебе с чем, трупёрда? – недовольно спросила скатерть.
– Ммм… С васаби! С горчицей такой зелененькой, - пояснила я, закусив губу. – И палочки, если можно!
– На тебе твои сушки! На тебе твою горчицу! И палки держи!
На лебедях появилась связка сушек и банка с горчицей. А сверху палки.
– Вот лишь бы не готовить! Чужеядка! Грызи, бобер! – сплюнула скатерть. Я взяла связку сушек и попыталась снять одну. Так, мне срочно нужен молоток!
– Ыыых! – ломала я сушку в руках. Послышался хруст победы. Шла десятая минута поединок. Кто кого! Мои зубы – сушки. Или сушки – зубы! Пока что побеждали зубы. Со счетом один - пять!
– Ну что ж, моя дорогая! – усмехнулась я, снимая скатерть со стола и расстилая ее на полу вместо ковра.
– Ты что творишь, трупёрда! – возмутилась скатерть.
– Поздравляю! Ты теперь ковер – самолет! – усмехнулась я, вставая на нее босыми ногами.
– Вот молодежь пошла! – возмущалась скатерть, воинственно шевелясь. – Это раньше вставали с петухами!
– Вот так всегда! Ложишься вроде бы с добрыми молодцами, а встаешь с петухами! - вздохнула я, снимая с себя рубаху и разворачивая чистую.
– Ба! – воскликнула скатерть снизу. – Да у нее кожа до кости! Иди сюда, горе! Сейчас накормлю! Эй, трупёрда? Я к кому обращаюсь? Клади меня на стол обратно! А то никто не позариться! Давай, пока не съешь, никуды не пойдешь!
Я положила скатерть на стол, а на ней появилось столько еды, что можно накормить тридцать три богатыря.
– Ешь! – скатерть схватила меня, приматывая меня к стулу. – Пока все не съешь, никуда не пойдешь, трупёрда!
Чувствую, что ближайшие десять лет, я вряд ли куда-то пойду. А если я это съем и в озеро нырну, то озеро переедет! Буду выползать из воды, как тюлень с отдышкой.
– Ешь, ешь! – требовала скатерть, не давая мне встать. – Ты других не слушай! Знаешь, каких девиц молодцы любят? Таких, что сядет – орех раздавит!
– Я все понимаю, но зачем мне потом молодец с одним орехом? – спросила я, почесав «орехокол».
– Ешь, давай! – голос скатерти самобранки стал угрожающим. Ой, щелкунчком чувствую, что все это не осилю!
– Спасибо, я два блинчика съела! – ответила я, пытаясь встать. – Мне хватит!
– Куда!!! – возмутилась скатерть, пытаясь меня усадить на место. – Я же сказала, хобяка, пока все не съешь…
Наверное, нужно есть, пока скатерть добрая! Через полчаса я чувствовала, что в меня не лезет.