Академия под ударом
Шрифт:
— Вам, должно быть, неприятно сейчас, — сказала Элиза. — Оберон, простите меня, пожалуйста, мне снился Морис, и я позвала его…
Оберон махнул рукой. Поднявшись с дивана, он подошел к окну — ничего, кроме дождя и его досады.
— Не надо извиняться за то, что вам снится, — ответил он, не оборачиваясь к Элизе. — Вы ведь не выбираете свои сны.
«Дурацкий казус, — хмуро подумал Оберон. — И я дурак».
Элиза выскользнула из-под одеяла, подошла к нему. Дотронулась до плеча. Оберон чувствовал ее дыхание и тепло тела, хотел, чтобы она не отходила, и понимал, что если в академии объявят конкурс
— Вы… — начала было Элиза и ничего не сказала. Умолкла. Ее рука лежала на плече Оберона, и он вдруг подумал: нет ни счастья, ни надежды, если ты не форменный мерзавец и не хочешь ломать другого человека через колено.
Он повернулся от окна — ну а что стоять так? Начался новый день с новыми делами и заботами. В ту же минуту Элиза поднялась на цыпочки и поцеловала его.
Оберон порывистым движением прижал ее к себе, ловя брызги тех чувств, что летели к нему от девушки — в эту минуту ей наконец-то впервые за долгое время было спокойно и легко, и Элиза не хотела, чтобы эта блаженная минута таяла. Когда они все-таки оторвались друг от друга, то Оберон провел подушечкой пальца по припухшим губам Элизы и сказал, глядя в потемневшие затуманенные глаза:
— Так как, Элиза? Принимаете мое предложение? Обещаю быть вам хорошим мужем.
— Вы невыносимы, — с улыбкой промолвила Элиза и добавила: — Да. Да, я согласна.
— Отвратительная погода, господа!
— Что поделать, северная осень во всей красе!
Несмотря на заклинание, которое укутывало от дождя, рассеивая мелкие капли, Анри выглядел недовольным и мрачным. После завтрака ждали занятия, несмотря на алмазы и великого владыку, всем надо было вести привычную работу, но Оберон видел, что господин старший зельевар больше всего хочет сесть где-нибудь в тепле, и чтобы его оставили в покое и не трогали.
Элиза стояла под таким же заклинанием в шестидесяти шагах. Сегодня утром они еще раз разошлись в разные концы коридора, и Оберон невольно подумал, сохранит ли она свое отношение к нему после того, как окончательно освободится. Сморчки из министерства магии обещали им три недели, но Оберон смотрел на цепь и понимал, что осталось три-четыре дня, не больше.
Та дрянь, что Анри варил для них, прекрасно делало свое дело.
Глиняные хорбы — магические помощники для трудных работ, которых госпожа Бьянка лепила всю ночь, с грохотом и треском возились в разломе. Прищурившись, Оберон насчитал дюжину круглых голов и грубых приземистых тел: Бьянка лепила наскоро, не озадачиваясь деталями, но хорбам не нужна красота. Вот один из них, весь в грязевых потоках, протянул небольшую корзину — Акима, который чуть ли не подпрыгивал от нетерпения, схватил ее и довольно воскликнул:
— Миллионы, друзья мои! Миллионы золотых крон!
Хорб заворчал и опустился в разлом. Оберон и Анри подошли к ректору — да, необработанные алмазы выглядели непритязательно. Так, грязные стекляшки. Протянув руку, Оберон взял один из них, и камень на его ладони засветился розовым, словно ожил.
— Возьму в счет своей доли, — сказал Оберон, глядя куда-то в сторону замка поверх головы ректора. — Мне надо делать свадебное кольцо.
Вид Анри почему-то был скептическим, словно он ожидал
— Прекрасно, друг мой! Просто прекрасно! Дать вам выходной?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Оберон. Он не понимал до конца, что с ним происходит. Девушка, которой он добивался, сказала ему «да». Чего еще хотеть, что было не так?
— Что там наш великий владыка? — поинтересовался он. Акима усмехнулся.
— Я подсчитал вчера его долю, — сказал он. — Хватит, чтобы основать собственное королевство… ну или вернуть себе старое. Кстати, наши друзья из министерств сегодня отправили прошения об увольнении. Благоразумные люди, ничего не скажешь.
Оберон невольно вздохнул с облегчением. Значит, какое-то время об алмазах никто не узнает. Конечно, потом информация все же выплывет, такого огромного шила ни в одном мешке не утаить — но пока у них было время.
Почему все-таки Элизу оставили в покое? Поняли, что действовать в академии магии себе дороже? Решили не рисковать?
Или она в самом деле больше не нужна? Тогда что случилось?
— А Жоан хочет королевство? — поинтересовался Оберон. Акима пожал плечами.
— Мне показалось, что пока он хочет прийти в себя, — сказал он. — И не размышляет ни о власти, ни о деньгах. Знаете, так бывает. Иногда хочется просто дышать и ни о чем не думать.
Возвращаясь в академию и глядя на высокие окна столовой, залитые теплым светом, Оберон вдруг понял, что было не так. Он боялся — память подсовывала ему картинку из прошлого. Всего три дня после свадьбы, смятая окровавленная простыня и пальцы Женевьев, которые комкали ее, сжимаясь и разжимаясь. Сама Женевьев Ренар, Паучья ведьма, уже была мертва.
— С тобой что-то не так, — негромко заметила Элиза. Оберон пожал плечами.
— Даже и не знаю, — соврал он и почувствовал, как далекая тьма в зеркалах снова пришла в движение. Лжец, лжец, убийца! — зашелестел дождь, рассыпался язвительным смехом. — Я думаю о том, почему тебя больше не пытаются убить, и не нахожу ответа.
Элиза улыбнулась, и Оберон подумал, что ей очень идет эта улыбка — такая чистая, невинная, с горящим огнем за этой невинностью.
— Я тоже об этом думаю, — призналась Элиза. — Но еще больше — о том, что случилось с моей матерью. Почему она была в том лесу.
Она поежилась и добавила:
— Она выглядела больной. Или заколдованной.
Они вошли в замок, и здесь, под защитой старых стен, Оберону стало спокойнее. Все было правильно, все было как всегда. Студенты шли на завтрак, помощники развешивали объявления на досках, и издалека доносилась музыка — Оберон узнал гитару Марка. Вот и правильно, пусть очаровывает первокурсниц и не подбивает клинья к Элизе.
— Давай подойдем к нему вместе, — предложил он. — Сегодня после занятий. Я попробую рассмотреть, что там не так.
Элиза кивнула, благодарно пожала его руку.
— Я только сейчас заметила, что мы перешли на «ты», — улыбнулась она, и Оберон улыбнулся в ответ.
— Давно пора! — заметил он. Нет, это просто дрянная погода так на него влияет, вдобавок к огромному количеству опасных приключений за несколько дней. С Элизой все будет хорошо, и с ним тоже.
Он никогда не причинит ей вреда. Никакого.