Академия семи ветров. Добить дракона
Шрифт:
Беатрис попыталась меня перехватить, и я благоразумно метнулась в другую сторону, снова отгораживаясь добротной деревянной кроватью. Сердце колотилось, ноги дрожали и подгибались, бегать категорически не хотелось, но выяснять, что именно сделает со мной рыжая, если я вдруг окажусь в ее руках, не хотелось сильнее.
— А она, оказывается, всё знала! — Рявкнула Беатрис.
— Ну, прости! — Пискнула я, осторожно отходя вдоль короткой стороны кровати и придерживаясь за спинку, чтобы не шлепнуться.
— С тринадцати, оказывается, лет! — Продолжала бушевать она.
—
— Опять ты за свое! — почему-то окончательно взбеленилась от этих слов Беатрис, и ринулась ко мне, выставив вперед руки со скрюченными пальцами, аки гарпия, падающая на добычу.
Зрелище было устрашающее, сил бегать дальше у меня не было, и конец мой был незбежен. Но спасение пришло внезапно.
— Беатрис! Немедленно прекрати. — Непривычно строго прозвучал голос Ильки, и она вклинилась между нами.
Тэва, Шед и Дейв стояли в дверях с сумками наперевес и растерянными лицами.
Ну, да, не такой картины ждешь, приходя в палату к подруги.
— Ты что творишь? — Чудовищно серьезным отчитывала Беатрис Иллирия. — Она же больная.
— Больная! Как есть — больная! — Свирепо огрызалась подруга, но взгляд, которым она стрельнула в меня, тем не менее был встревоженным.
— Я имела в виду, что Милдрит болеет, — терпеливо исправилась Илька, не ведясь, что удивительно, на провокацию. — А тебя совести нет.
— Это у меня-то нет совести?! — Беатрис мгновенно взвилась, тут же забыв (к счастью!) о зарождающемся чувстве вины. — Да у нее!.. Да она!..
Подруга с щелчком захлопнула рот.
Метнула в меня свирепый взгляд. И надулась.
Молча.
Вот тебе и болтушка-Беатрис.
Впрочем, я давно подозревала, что тогда, в день нашего знакомства, она сказала чистую правду, и ее болтовня — это действительно ее оружие. И владеет она им виртуозно.
Я опустилась на кровать, и обвела взглядом друзей, втянувшихся, тем временем, в палату и теперь усаживались на стулья.
Илька, нахохленный наш воробей, воинственно сверлила взглядом Беатрис, всем своим видом не одобряя. Беатрис выглядела одновременно и воинственной, и виноватой. Дейв… Дейв смотрел на меня столь же внимательно, сколь Иллирия — на Беатрис. Подозревал, кажется, что сцене, которую они застукали, имеется двойное дно.
Ну а Шед и Тэва оба выглядели недоумевающими.
— Что ж. — Я вздохнула, и сложила ладони, сжатые лодочкой, на коленях. — Скрывать от вас правду дальше будет, наверное, совсем некрасиво. Хотя я бы предпочла промолчать, чтобы не портить настроения ни себе, ни вам, но… Вы, наверное, меня потом не простите. Так что, да, я умираю.
— Да ну, ты чего! — Подскочила Илька. — Глупости, не переживай! Подумаешь, на пару недель в целительском крыле застряла… мы же с тобой! А драконы тебя точно вылечат!
Вот это было больно.
Это было как раз то, без чего бы я предпочла обойтись, сохранив для себя и для них наши последние дни вместе не омраченными, радостными.
Но… стоит ли это такой цены? Они ведь действительно никогда
— Нет, Иля. Не спасут. — Я взглянула на нее виновато. Мы из-за этого и поссорились с Беатрис: меня не лечат сейчас. Меня исследуют. И попутно немного продлевают дни. А я… скрывала.
Я старалась смотреть куда угодно — в окно, в стену, в потолок — лишь бы не видеть вытянувшиеся лица ребят. И щиты, щиты замуровала наглухо.
Мне жаль. Мне так жаль! Я не хотела делать вам больно.
Я и сама предпочла бы остаться, прожить отмеренную людям жизнь — встречаясь, расставаясь, но все равно идя бок о бок с вами и Алом, но…
Думать об этом не хотелось настолько сильно, что я встрепенулась:
— Кстати! Раз уж это теперь не тайна — может, все же выполните мою просьбу, и прогуляете в городе чуть-чуть моего содержания? А то когда я вам две недели назад предлагала, вы-то рассчитывали немного подождать, а потом всем вместе погулять, теперь-то вы знаете… Нет, ну, правда, обидно же, ребята! Раньше у меня были стимуляторы и силы — но не было содержания, а теперь есть содержания — но отобрали стимуляторы и сил совершенно нет! Так ведь ничего из него и не потрачу, ну хоть вы за меня это сделайте, а? Ну, пожалуйста! Ну, как друзей прошу — а то вернется ведь всё нетронутым к Рейон дю Солей!
После того, как я смолкла, с надеждой глядя на друзей, некоторое время в палате стояла тишина.
А потом Илька неожиданно повернулась к Беатрис:
— Прости меня, пожалуйста. Я была не права.
И — зависла в воздухе, перехваченная за шиворот Дейвом, отчаянно дергаясь:
— Отпусти меня! Отпусти немедленно! Сейчас я ей… у-у-у-у, как я ей сейчас!
Распахнувшаяся внезапно дверь в палату прервала попытки дальнейшего рукоприкладства. А открывшееся нам зрелище заставило нас всех, не одну только Ильку, замолчать на полувздохе: на пороге в палату, за спиной у целительницы Маргрит, стояли эльфы! Живые!
Раз, два, три… четыре штуки самых настоящих эльфов!
Залотистоволосых, остроухих, нечеловечески прекрасных.
Впрочем, картина, открывшаяся вошедшим, подействовала на них не слабее, чем они — на нас: визитеры замерли в молчании.
Самым красноречивым и многообещающим было молчание целительницы Маргрит. От него хотелось немедленно прикрыться иллюзией и спрятаться в каком-нибудь надежном месте.
Академическая мертвецкая, с ее дверями-каменными плитами, для начала подойдёт.
И с одной стороны, наставницу вполне можно было понять: приводишь ты эльфийских коллег в свое заведение, чтобы показать им уникальную больную, а в палате в этот момент больную как раз здоровые поколотить пытаются.
Взгляд драконицы обещал страшные кары: немедленное умерщвление на месте, воскрешение, еще раз умерщвление и затем пересдача зачетов по три раза минимум каждым из присутствующих.
Мне-то что, а вот за друзей стало страшно.
— Господа адепты, покиньте, пожалуйста, палату, — очень добрым голосом попросила целительница Маргрит. — Адептку Рейон дю Солей ожидают лечебные процедуры.