Академия трех миров

Генер Марго

Хмыкнув, Рыся соскочила с фонтанчика и забралась на стул у окна, где ей, видимо, очень нравилось сидеть. Я же, нахмурившись, переоделась в штаны и футболку, пробурчав:

– Могла бы и попонятнее объяснять. Теперь у меня проблемы с психической Василисой.

– Ты сама автор своих проблем, – заметила кошка.

Я покривилась и отозвалась:

– Ха-ха.

В этот момент по ступенькам сбежала Беляна, веселая и лучезарная, как утреннее солнышко. Пеньковая юбка современного свободного покроя и блузка на ней отлично подчеркивали фигуру

и гармонировали с толстыми светлыми косами.

– Смотри, какая красота, – похвасталась она, крутясь на месте. – Это мне вчера в гардеробной форму выдали. Хочешь такую? Тебе тоже могут выдать. Не все носят форму, но, по-моему, она классная.

– Я подумаю, – хмуро отозвалась я, все еще думая, что Рыся могла бы получше предупреждать меня об опасностях.

– Подумай, – охотно закивав, согласилась Беля. – Ну что, идем за расписанием?

– Ну… – протянула я, собираясь сказать, что хотела бы еще умыться, но в дверь постучали.

Втроем мы переглянулись, а из-за двери послышался голос Лана Твердорука:

– Сударыня Яснопольская, вы здесь? Прошу проследовать со мной к ректору.

От лица моего отхлынула кровь, руки похолодели, а сердце сжало ледяной лапой. Перепугавшись, я покосилась сперва на Рысю, потом на Беляну и прижала руки к груди. Она тоже притихла и вытаращила глаза, шепнув в ужасе:

– Сейчас дар закуют…

– Мамочки… – вырвалось у меня.

И только Рыся спрыгнула со стула и отважно встала рядом со мной.

– Ничего не бойся, – сообщила она. – Если что, я их всех расцарапаю.

В горле застрял тугой комок, я его с трудом проглотила и ответила чуть охрипшим голосом:

– Это очень мило… Но вряд ли поможет.

– Ты меня недооцениваешь, любезная сударыня, – отозвалась кошка и, задрав хвост, направилась к дверям.

Когда мы вышли, Лан встретил нас дружелюбной улыбкой. Впрочем, как я поняла из вчерашнего с ним общения, он одинаково улыбается и когда фотографируется, и когда откручивает кому-нибудь голову.

– Как вам спалось? – завел он светскую беседу, пока мы петляли по коридорам и лестницам, поднимаясь все выше.

Пока я прокашливалась в попытке ответить, меня подхватила Рыся, которая важно ступала между мной и смотрителем.

– Великолепно, – отозвалась она. – Постель мягкая, а воздух в комнате чистый.

Лан просиял.

– О, благодарю, это моя заслуга. Я предложил размещать в комнатах студентов фильтрующие воздух грибы. Очень приятно, что вы заметили, сударыня.

– Вы очень галантны, – кивая, отозвалась кошка. – В наше время редко встретишь воспитанных молодых людей.

Улыбка смотрителя стала еще любезнее, он проговорил:

– О, сударыня Рысинда, вы просто очаровательны. Дело в том, что мне гораздо больше лет, чем кажется, и я воспитывался еще триста лет назад. А как вы знаете, тогда манерам уделяли значительное внимание.

– Ах, как я скучаю по тем временам, – мечтательно произнесла кошка, а я покосилась на нее с озадаченностью, потому что не представляю,

откуда ей известно, как тогда жилось.

Под беседу кошки и смотрителя мы пришли на самый верх академии и остановились у массивных деревянных дверей.

– Вам сюда, – пригласил меня смотритель и толкнул дверь.

Едва сдерживая дрожь, я перешагнула порог и оказалась в большом светлом кабинете из дуба. Посередине широкий стол, позади распахнутое настежь окно, по краям которого – до отказа забитые книгами два шкафа.

Рыся вошла со мной. Ее розовый носик деловито понюхал воздух, и Рыся сообщила:

– Ну что ж, в кабинете пахнет неплохо, хотя и слишком… Гм… Сладко. Это не может не радовать.

– Если бы пахло плохо, что-то поменялось бы? – вопросительно пробурчала я.

Кошка кивнула.

– Запах, моя дорогая сударыня, сказать может куда больше, чем глаза. Запах никогда не обманет.

Я хмыкнула.

– Скажи это тем, кто обливается литрами духов и дезодорантов.

– Это лишь тщетная попытка скрыть собственное амбре немытого тела, – поморщив мордочку, сообщила кошка и, пройдя вперед, запрыгнула на один из стульев перед дубовым столом. – Хороший нос такой обман всегда раскроет. Да что говорить, даже человеческий нос на это способен.

– Что-то не замечала я за собой способностей оценивать людей по запаху, – заметила я, вертя головой и рассматривая на стенах большие картины с изображением величественных мужчин и женщин в золотых струящихся одеждах.

Рыся облизнула лапку и умыла ею ухо.

– О, моя дорогая, ты глубоко заблуждаешься. Тебе же иногда совершенно беспричинно не нравятся некоторые люди? Или, наоборот, вызывают необъяснимую симпатию.

В голове всплыла недавняя стычка с Василисой, которая во мне вызвала совершенно определенные чувства. Потом вспомнился голубоглазый парень с косой-колосом, этот пугает до холодеющих ладоней. Но в медицинском колледже действительно со мной училась пара студентов, которые почему-то не нравились.

Я кивнула.

– Ну, допустим.

– Вот, – с победным видом заявила Рыся и помыла лапой второе ухо. – Это работает твой вомероназальный орган.

С сомнением я покосилась на кошку, у которой морда как у ученого во время доклада, и сказала:

– Нет у человека такого органа.

– Есть, – уверенно отозвалась Рыся. – Просто у некоторых слабоват.

Я закатила глаза.

– И откуда ты все знаешь…

Мы бы и дальше продолжали спорить с Рысенькой, если бы в распахнутое широкое окно не ворвался поток ветра и не раскидал со стола бумаги. После чего на окно опустилась ненормально бледная тень, и через подоконник в кабинет шагнул высокий, поджарый мужчина на вид около пятидесяти лет, с желтыми вьющимися волосами, остриженными и аккуратно зачесанными назад. Пеньково-атласный костюм золотистого цвета туго обтягивал крепкие плечи. Светло-голубые глаза смотрели внимательно, а в углах губ морщинки, что значит, что он много хмурится.