Академия Трёх Сил
Шрифт:
И стоило мне так подумать, как дверь открылась, и внутрь скользнула Лидайя. Она нашла меня взглядом и призывно помахала рукой. Я протолкалась между людьми и вышла вслед за Лидайей наружу.
Благодаря пологу звуки праздника словно отрезало. Тишина упала плотным занавесом, я даже покрутила головой, пытаясь уловить хоть какие-то отголоски.
Лидайя подвела меня к соседней двери:
— Всё, иди!
Пока я хлопала глазами, открыла дверь и втолкнула меня внутрь.
Это тоже была явно студенческая комната — с неубранной кроватью,
Хен стоял у окна. На стук двери он обернулся, а увидев меня, явно удивился:
— Сатьяна? А где Лидайя? Она притащила меня сюда, велела ждать, а сама исчезла.
Я неловко пожала плечами. Внутренне прокляла Лидайю: и это всё, что она придумала? Увести Хена под предлогом важного разговора, а потом притащить туда же меня?
Но в голове слегка шумело — даже не от вина, хотя я выпила полкружки, а скорее от осознания, что мы наедине, что наступил решительный момент, что надо действовать, сейчас или никогда. Ладони вспотели, зачесались, невыносимо захотелось вытереть их о юбку, но под взглядом Хена я это сделать не могла.
Наверное, для начала надо хотя бы подойти поближе. И я решительно направилась к окну. Хен не мешал, только молча, с лёгким удивлением наблюдал за мной.
Советы Лидайи мельтешили в сознании, сливаясь в бессмысленную мешанину.
«Сядь рядышком. Взгляни на него. Посмотри на губы, приоткрой свои — он сразу отреагирует, вот увидишь. Ещё можно вертеть что-нибудь в пальцах, как будто играешь, на уровне груди, тогда сперва он заметит движение, а потом уже взгляд опустится на грудь — и всё, полдела уже сделано».
Когда я слушала её, все эти уловки и ухищрениями казались мне откровением. Но сейчас, наедине с Хеном, в ночной тишине, всё стало каким-то глупым и ненужным. А на первый план вышло желание выяснить наконец самый важный для меня вопрос. Получить чёткий ответ раз и навсегда, чтобы не тешить себя надеждами и не загораться так жарко от ничего не значащих мелочей.
И я, едва добравшись до окна, остановившись напротив Хена, жамкая непослушными пальцами мягкую ткань юбки, бахнула:
— Я тебе не нравлюсь?
Глава 43
Кончики пальцев похолодели, оглушительно заколотилось сердце. Я смотрела на Хена, который, в свою очередь, смотрел на меня. Молчание всё длилось, хотя на самом деле, наверное, прошло не дольше мгновения.
Потом Хен криво усмехнулся и спросил:
— С чего такие вопросы?
Это была очень искусственная, ненатуральная усмешка. Я видела, что ему было совсем не до смеха, он просто пытался свести всё к шутке. На лице проступило напряжение.
— Ответь… — потребовала я.
Он перестал улыбаться. Нахмурился, бросил взгляд в окно — как будто ему неудобно было выдерживать мой
— Что?
Хен метнул на меня недобрый взгляд. Отрывисто бросил:
— Не надо, Сатьяна. Ты же ничего обо мне не знаешь.
— Почему не знаю?
Что ещё мне нужно о нём знать, кроме имени, возраста, происхождения, его семьи? Или он хочет сказать, что его родственники меня не примут? Или что у него есть какая-то тайна? Но даже если так, какое отношение она имеет к моему признанию? Я ведь полюбила его не из-за имени или происхождения и не из-за его семьи.
На миг сердце болезненно трепыхнулось: а вдруг невеста? Потом я напомнила себе, что невеста невестой — а я официально его жена. И если есть что-то, что я должна бы знать, сейчас самое время мне это сказать.
Хен поморщился, но пояснять не стал. Вместо этого спросил:
— Зачем тебе это?
— Что “это”?
Мне захотелось отступить. Хен реагировал вообще не так, как я ожидала или могла ожидать. Ладно попытка отшутиться — это можно было предположить. Но странные упрёки или эти вопросы… я не понимала, к чему они.
— Зачем тебе… — он запнулся, на время отвёл глаза. Потом снова полоснул беспощадным недобрым взглядом. — Чего ты хочешь добиться вот всем этим? — он неопределённо дёрнул подбородком. — Зачем ты…
Не договорив, он отвернулся, упёрся руками в подоконник, длинно и судорожно выдохнул. Повесил голову, потом покачал ею. Резко повернулся.
— Зачем тебе я? — повторил тоскливо и как будто с некоей беззащитностью, уставшим безразличием, когда уже нет сил сражаться и хочется просто сдаться.
— Тебя это так сильно раздражает? — проговорила я, почти не слыша, что именно говорю. Сердце пустилось вскачь, оглушительно, от напряжения темнело в глазах.
Хен досадливо мотнул головой. Сказал с силой, будто уговаривая:
— Не надо. Зачем? Почему бы тебе не влюбиться в кого-нибудь другого? Вон их сколько крутится вокруг тебя.
Это было как удар под дых. На глазах выступили слёзы, дыхание перехватило. Где- то внутри судорожно сжалось, скрутило болезненной судорогой, резануло, заныло.
“Почему бы тебе не влюбиться в кого-нибудь другого”.
Ледяные слова эхом повторялись в сознании. Вот, значит, что он обо мне думает. Назойливая мелкая липучка со своими чувствами. Хочет, чтобы я оставила его в покое, чтобы не донимала больше взглядами и признаниями.
Лицо Хена расплылось от выступивших слёз. Я стиснула зубы, чтобы не расплакаться прямо здесь. Изо всех сил стараясь держать спину, повернулась.
Скорее, скорее бежать отсюда. До двери дойти медленно, чтобы не выглядеть снова глупой малолеткой — а там, снаружи, можно пуститься уже со всех ног. И не домой, только не домой. Дождусь окончания праздника где-нибудь на стадионе или на тренировочной площадке, заявлюсь к Лидайе. Выскажу ей всё, что думаю о её дурацких планах и подначках.