Академия вампиров. Охотники и жертвы
Шрифт:
— Подумаешь, большое дело!
— Очень даже большое дело! Я воспользовался своим положением по отношению к тебе.
— Нет, — невозмутимо ответила я. — Ты не воспользовался своим положением по отношению ко мне.
Видимо, что-то такое прозвучало в моем голосе, потому что он устремил на меня глубокий серьезный взгляд.
— Роза, я на семь лет старше тебя. В десять лет это, может, и не так уж много значит, но сейчас разница огромна. Я взрослый. Ты дитя.
Ничего себе! Я вздрогнула. Лучше бы он просто ударил меня.
— Похоже, ты не думал, что я дитя, когда во все глаза
Теперь вздрогнул он.
— Это из-за твоего тела… ну, оно делает тебя взрослой. Мы живем в разных мирах. Я совершал ошибки. Я действовал на свой страх и риск. Я убивал, Роза, — людей, не животных. А ты… Ты только начинаешь жить. Твоя жизнь домашние задания, наряды и танцы.
— По-твоему, это все, что меня интересует?
— Нет. Конечно нет. Не совсем. Но такова существенная часть твоего мира. Ты еще растешь, пытаешься осознать, кто ты есть и что для тебя важно, а что нет. Так и должно происходить. Тебе нужно встречаться с парнями своего возраста.
Не нужны мне парни моего возраста. Но я не сказала этого. Не сказала ничего.
— Даже если ты решишь не писать рапорт, нужно, чтобы ты поняла — это было ошибкой. И ни в коем случае не должно повториться, — добавил он.
— Потому что ты слишком стар для меня? Потому что это безответственно?
Сейчас его лицо ничего не выражало.
— Нет. Просто потому, что ты не интересуешь меня в этом смысле.
Я замерла. Он отвергает меня, это прозвучало громко и ясно. Все, что произошло той ночью, все, что казалось таким прекрасным и исполненным смысла, прямо у меня на глазах рассыпалось в прах.
— Это произошло только благодаря заклинанию. Понимаешь?
Чувствуя себя униженной и разгневанной, я не хотела ставить себя в еще более глупое положение, споря или умоляя, и потому просто пожала плечами.
— Да. Понимаю.
Оставшуюся часть дня я дулась, отвергая все попытки Лиссы и Мейсона вытащить меня из комнаты. Вот ведь ирония — мне самой хотелось сидеть тут сейчас, хотя Кирова, под впечатлением моих подвигов во время спасения Лиссы, освободила меня из-под домашнего ареста.
На следующий день до уроков я пошла туда, где держали Виктора. В Академии имелись камеры с решетками, и в коридоре караулили два стража. Не пришлось прибегать к особой хитрости, чтобы меня пропустили внутрь, а ведь даже Наталье этого не позволили. Но один из стражей ехал со мной во внедорожнике и видел, как я вместе с Лиссой страдала, когда ее пытали. Я сказала ему, будто мне нужно расспросить Виктора о том что тот делал с Лиссой. Соврала, конечно, но стражи сочувствовали мне и потому «клюнули». Позволили поговорить пять минут и отошли дальше по коридору, откуда не могли ни видеть, ни слышать.
Когда я стояла рядом с камерой Виктора, мне просто не верилось, что когда-то я сочувствовала ему. При виде его обновленного, поздоровевшего тела меня охватил гнев. Скрестив ноги, он сидел на узкой койке и читал, но, услышав мое приближение, поднял взгляд.
— Да ведь это Роза! Какой приятный сюрприз. Твоя изобретательность всегда производила на меня впечатление. Ко мне не допускают никаких посетителей.
Я скрестила на груди руки, стараясь придать
— Я хочу, чтобы вы разрушили то заклинание. Целиком и полностью.
— Что ты имеешь в виду?
— Заклинание, которое вы наложили на меня и Дмитрия.
— Это заклинание больше не работает. Перестало действовать само по себе.
Я покачала головой.
— Нет. Я продолжаю думать о Дмитрии. Продолжаю желать..
Я не закончила, и он понимающе улыбнулся.
— Моя дорогая, все это уже было в тебе задолго до того, как я настроил заклинание.
— Не так, как сейчас. Не так сильно.
— Может, не на уровне сознания, но влечение, физическое и духовное, уже было в тебе. И в нем. В противном случае заклинание не сработало бы. На самом деле оно не создало ничего нового, просто убрало торможение и усилило чувства, которые вы уже испытывали друг к другу.
— Вы лжете! Он сказал что не испытывал ко мне никаких чувств.
— Это он лжет. Говорю же, в противном случае заклинание не сработало бы, и, честно говоря, ему следовало быть осмотрительнее. Он не имел права позволять себе испытывать такие чувства. Школьница может страстно влюбиться, и ей это простят. Но ему? Он должен лучше скрывать свои чувства, а между тем Наталья заметила его неравнодушие к тебе и рассказала мне. Тогда я сам немного понаблюдал, и для меня оно тоже стало очевидно. Что давало превосходный шанс отвлечь вас обоих. Я лишь настроил заклинание на вас, а все остальное вы сделали сами.
— Вы гнусный мерзавец! Что вы сделали с ним и со мной? И с Лиссой?
— Я не сожалею о том, что сделал с ней, — заявил он, откинувшись к стене. — И если бы мог, повторил бы свои поступки. Веришь ты или нет, я люблю свой народ и действовал в его интересах. Что будет теперь? Трудно сказать. У них нет лидера, нет реального лидера. Ни одного достойного, на самом деле. — Он задумался, склонив голову набок. — Им могла бы стать Василиса — если бы внутренне поверила в свое предназначение и преодолела влияние духа. Вот ведь ирония судьбы! Дух способен превратить человека в лидера, но он же разрушает его способность оставаться им. Страх, депрессия и неуверенность берут верх, и подлинная сила остается похороненной глубоко внутри. Тем не менее в ней течет кровь Драгомиров, а это не пустяк. И конечно, у Василисы есть ты, «поцелованная тьмой» и ее страж. Кто знает? Может, она еще удивит нас.
— «Поцелованная тьмой»?
Снова прозвучали эти слова, когда-то меня точно так же назвала госпожа Карп.
— Да, ты «поцелована тьмой», потому что пересекла порог смерти, побывала на той стороне и вернулась. Думаешь, такой опыт не оставит отметины в душе? Восприятие жизни и мира у тебя обострено даже больше, чем у меня, хотя, возможно, ты и не осознаешь этого. Практически ты уже была в объятиях смерти. Василиса отогнала смерть, потому что хотела вернуть тебя и навсегда привязать к себе. Какая-то часть тебя всегда будет помнить эти объятия, поцелуй смерти, всегда будет цепляться за жизнь и все, что она может дать. Вот почему ты так безрассудна в своем поведении, не сдерживаешь чувств — ни страсти, ни гнева. Это делает тебя удивительной. Это делает тебя опасной.