Академия Высших: студенты
Шрифт:
– А он тебе точно не нужен?
– Мне и двух многовато, – грустно сказал декан и едва заметно потянулся.
– Но тел-то у тебя больше, чем два!
– Дались тебе мои тела… может, их как раз больше двух, потому что мне скучно возиться со студентами, учебными планами, мастерить конструктов для преподавания, усмирять истерики Эвелины, отвечать на флирт кураторов…
Констанция замерла.
– В каком смысле отвечать на флирт? С тобой кто-то флиртует?
– Ты, например, – усмехнулся декан. – Разве нет?
Констанция Мауриция поднялась, посмотрела на декана
– В таком случае избавлю тебя от своего скучного общества и утомительных обязанностей по флирту, – она развернулась и направилась к двери.
– Я устал от твоих подозрений, Констанция, – сказал декан ей в спину. – Ты подозревала меня в том, что я провел реконструкцию печатей. Теперь – в том, что я основал другую Академию. В следующей проблеме ты снова обвинишь меня? Зачем, в таком случае, ты делаешь вид, что я тебе нравлюсь? Чтобы иметь возможность просканировать мои мысли после секса?
Констанция обернулась через плечо.
– Не самая плохая причина спать с тобой, не так ли?
Декан закрыл глаза и махнул рукой. Констанция Мауриция вышла из кабинета. Она не могла верить ему. Но больше ей верить было некому. Кроме себя самой.
Эпилог
Мурасаки поднялся и посмотрел на спящую женщину. Ему не было ни противно, ни весело. Ему было спокойно. Все получилось, спасибо Беате за совет. Сам бы он не догадался, как можно соблазнить Констанцию, а Беата так удачно задолжала ему ответ на любой вопрос.
Мурасаки подобрал свою одежду и тихо вышел из комнаты. Констанция спала, и ему не хотелось, чтобы она проснулась. Конечно, рано или поздно она обнаружит, что у нее нет власти над ним, и скорее это случится поздно, чем рано. Но мало ли чего ей захочется этим утром? Нет уж. Все было хорошо, но к продолжению он не готов.
Мурасаки вышел на улицу, на ходу застегивая куртку. Ветер был слишком холодным и влажным для его одежды, и можно было бы, конечно, унять его, но Мурасаки было лень. В конце концов, что плохого с ним случится? Высший даже заболеть не может. Даже если на него сейчас упадет дерево, ему ничего не будет. Мурасаки, в смысле, а не дереву. Дерево, наверное, рассыпется в труху. А холод – просто физическая характеристика, ничего больше. С болью дела обстояли совсем иначе.
Мурасаки надеялся, что боль пройдет. Заглохнет. Время лечит всех, но видимо, у него редкий случай резистентности. Боль накатывала волнами, иногда становилась невыносимой, иногда откатывала, но недалеко, никогда не отпускала его по-настоящему. Даже в те моменты, когда она стихала, не резала сердце, Мурасаки понимал, что это передышка между приступами, а не исцеление. Он уже знал, как это бывает: начинаешь радоваться жизни, видишь ее цвета и краски, подставляешь нос солнцу, ловишь порхающих бабочек на рукав, поворачиваешь голову, чтобы показать их Сигме, а ее нет. Ни рядом, нигде.
Он ощущал ее отсутствие в мире так же остро, как ощущал бы нехватку воздуха или воды, когда был еще совсем человеком. Он задыхался без нее. К такому нельзя привыкнуть. И лекарствами гипоксию вылечить нельзя. От такой боли есть единственное средство –вернуть
Мурасаки подошел к воротам студенческого городка и улыбнулся. Рассвет, а вход уже открыт. Наверное, в честь выпускного? Или что-то случилось? Хотя, если даже случилось, больше его это не касается. Ему осталось только собрать свои вещи, которые он хочет взять в свою будущую жизнь, и все. Вещей таких, помимо одежды на первое время, у него было ровно две: жилетка Сигмы и дурацкая розовая белка. Остальные даже не обязательно было собирать и выбрасывать, придут специальные люди, все утилизируют, продезинфицируют и коттедж будет снова пустым, чистеньким и безликим. Готовым к новым первокурсникам.
На пороге его коттеджа кто-то сидел. Надо же! Столько лет прошло, а они все не теряют надежды! Мурасаки вздохнул и опустил глаза. Может, сбежать, пока не поздно? Только задушевных прощаний и признаний в любви ему сейчас и не хватает! Переживет он и без одежды, он и сейчас неплохо одет. Но белка и жилетка?! Дурацкая сентиментальность! Мурасаки заставил себя поднять голову.
На пороге его коттеджа сидел Чоки.
– Привет, – сказал Мурасаки, присаживаясь рядом.
Чоки кивнул.
– Что, забрали твоего малыша? – спросил Мурасаки.
Чоки снова кивнул.
– И ты не придумал ничего лучше, как прийти к старому врагу?
Чоки вздохнул и посмотрел на Мурасаки.
– Я надеялся, что мы с Растом окажемся у одного заказчика. Но нам не дали выбора.
Мурасаки пожал плечами.
– Никому не дали.
– Но мы одно целое!
– Ты думаешь, кого-то волнуют ваши легенды?
– Мы умрем друг без друга!
Мурасаки вздохнул.
– С чего ты взял? Даже Раст так не думает.
Чоки долго молчал.
– Ладно, может, Раст и выживет, но я без него не смогу.
– Сможешь, – ответил Мурасаки. – Я же смог.
– Но как? Как ты это пережил?
– Я это не пережил, я это теплю до сих пор. У меня нет для тебя другого совета. Терпи.
– Но… как? – спросил Чоки. – Как это можно вытерпеть?
Мурасаки поднял глаза к небу и вспомнил, как Сигма сказала ему «замри» и сделала одну из лучших его фотографий.
– Просто думай о нем. О том, что он есть. Пусть не рядом с тобой, но есть.