Академия Зла, или сын для козла

Юраш Кристина

— Нет! Что вы! — тут же ответила я, втянув сопли. Лихо же мне досталось!

— Неправда, — послышался голос за спиной. — Слезы для мужчины — это позор. Никто никогда не жалеет мужчину. Потому что мужчина должен быть сильным. Слезы — это непростительная слабость. Поэтому никому не показывай свои слабости. А если рыдаешь, то так тебе и надо.

Я вздохнула, как вдруг увидела тень. Она склонилась надо мной, словно утирая мои слезы.

Мои глаза расширились, но нет! Я не ошиблась! Он действительно вытирал мои слезы и дул на разбитую коленку.

Тень

улыбалась мне. Я ощутила стыд за свой позорный вид и повернулась к королю. Но там уже никого не было. Тень исчезла вслед за ним, оставив меня одну в коридоре. Я казалась самой себе маленькой, растерянной девочкой, заблудившейся в огромном непонятном мире.

Но ведь у демонов не принято жалеть друг друга! И проявлять сочувствие! Нас с детства учат быть черствыми, бессердечными и жестокими. Чтобы равнодушно смотреть на слезы людей, умоляющих не забирать их душу! Чтобы спокойно видеть их страдания.

Чтобы ни у одного демона не дрогнула рука, подписывая заведомо проигрышный для человека контракт. И ни один демон вдруг не сказал: «Послушай, то, о чем ты меня просишь, ты сможешь достичь сам. Если приложишь хоть капельку усилий! Не сразу, но постепенно. Хочешь денег? Учись зарабатывать, работай сутки напролет, вкладывай и получишь свое богатство. Хочешь любви? Завоюй сердце. Не бывает такого, что к человеку нельзя найти подход. Покажи себя с лучшей стороны, не навязывайся. Но чаще всего достаточно просто подойти и… познакомится».

С этими мыслями я доползла до комнаты и трижды постучала. Дверь открылась, а я ввалилась внутрь.

— Мама! — пискнул голосок, а на мне повисли. Ай! Ой! Мама, судя по ощущениям, сейчас родит тебе братика или сестричку! Пусти маму! Мама сейчас сама хвост отбросит!

— Ой, мама… — послышался голосок сына. Он смотрел на ссадины и кровавую соплю, которая текла из моего носа.

— Нормально все! — усмехнулась я, сплевывая на пол. — Так, юность вспомнила! А теперь дай маме пройти в ванну!

Кран шелестел водой, я смывала с себя кровь и поливала раны зельем. На полу валялись уже шесть пустых бутылочек.

— А я сегодня прочитал половину книги! — похвастались мне за дверью.

— Фу, какой ты нехороший! — громко заявила я, морщась от боли и вытаскивая из себя осколок чужой магии. — А ты сегодня играл?

— Нет, не успел, — вздохнул голосок за дверью. За шумом воды сложно было разобрать слова. — Я читал!

Ну вот что с ним поделать? Я уже водила его к демоническому психологу. Он поставил нам диагноз «задержка злобного развития». И прописал побольше обид, затрещин и несправедливостей. «Стоять в углу два раза в день. Утром и вечером! Ремень пока не прописываю. Но если не поможет, то можно и ремень!», — вспомнила я красивую демонессу, сидящую в дорогом кабинете. «Вы же понимаете, что вам нужно его озлобить как следует! Чтобы он ненавидел весь мир. И тогда ему самому захочется делать гадости!», — авторитетно заявила психолог. — «Просто он у вас «поздногадливый». Такое бывает!». Мой кошелек издал предсмертный хрип и отдал последние души.

Мы честно пытались стоять в углу. «Мам!

А ты знала, что у нас паук живет в углу? За ним так здорово наблюдать!», — спрашивал мой сын.

Медицина оказалась бессильна. Оставалась единственная надежда на «перерастет».

— Мам! — послышался голосок и стук. — Там господин ректор приходил. Сказал всем родителям тайно собраться в дальнем зале! Я не знаю где это, но ректор сказал, что вы должны знать!».

В этот момент я вздрогнула. Так! Сколько у меня денег?

— Мам! Он сказал, что это очень срочно! — вздохнул голосок. Я тут же стала заштукатуривать свежие синяки и ссадины, кутаясь в халат.

Я стояла перед заплеванным зеркалом, на котором точечно оставляла следы от мушиных какашек специальным карандашом.

— Ой, муж недавно умер, а мы все такие бедные… От голода умер… — заныла я, скуксившись и противно ноя.

Посмотрев на себя в зеркало еще раз, я замотала головой. Нет, нет, нет!

— Я кошелек забыла дома, — вздохнула я. — Отдам в конце года!».

Нет! Тоже нет!

— Ой, у меня кошелек из комнаты украли… — снова скривилась я, доставая из чемодана пакет с надписью: «Для родительских собраний». Из пакета вывалилось самое старое и дырявое платье. Я отряхнула его, выпустив на волю моль. Три месяца назад я купила его в магазине: «Все для родительских собраний».

Это такой магазин, который находился в другом конце столицы. Стоило платье бесконечно дорого! За эти дыры и потертости я отдала половину зарплаты.

«Платите сейчас — экономите семь лет!», — заметила продавщица, показывая мне драные тулупы, потертые пиджаки и другие рваные модели.

— А че так дорого? — возмутилась я, рассматривая рванину.

— Мы раньше работали в магазине «Все для налоговой инспекции», а потом переехали сюда. Вы будете брать, или просто поглазеть пришли? На вашу задницу налезут только вот эти платья, вот эти штаны и вот этот тулуп!

— А почему тулуп? — спросила я, шурша обносками и ужасаясь ценникам.

— Понятно, с фантазией у вас туго! — гадко усмехнулась продавщица. — Все эксклюзивное! Естественной носки! Ни одно заклинание не покажет, что это — рваный или искусственно состаренный фальсификат!

Я вытряхнула туфли с дырой на большом пальце и расшатанным каблуком. Туфли выглядели еще ужасней, чем платье.

— Подайте, подайте… — жалобно протянула руку я, глядя на платье. — Подайте надежду, что не придется сдавать на ремонт… Я не ела уже четыре дня… С предыдущего «сдаем на шторы»!

Сбрызнувшись духами: «Отключили Воду», взяв потертый блокнот и сломанную ручку, я нарисовала себе синяки под глазами и поплелась из комнаты.

Место встречи я нашла быстро. Возле одинокой черной свечки собрались родители, родственники и ректор.

Все выглядели так, словно сборище бомжей. Нарисованные под глазами синяки свидетельствовали, что еду в последний раз видели только на картинке.

— Господа и дамы, — послышался голос ректора, когда я шмыгнула и уселась за роскошную парту. Родители переглядывались, а я мысленно пыталась вычислить кто есть кто.