Академия. Вторая трилогия

Брин Дэвид

Глава 7

Ему снилась когда-то прочитанная старая легенда. Сказка о человеке, обреченном на смерть. У этого человека во время сна извлекли ребро и таким странным образом позволили обрести бессмертие.

Гэри откуда-то знал, что эта сказка имеет отношение к нему. Пока он лежал в полубессознательном состоянии, кто-то пытался проникнуть в его внутренности и извлечь из них какую-то часть. Важную часть. Нечто драгоценное.

Он хотел встать и запротестовать. Но знакомый голос успокоил его.

— Не бойся. Мы только берем взаймы. Чтобы чтить. Копируем.

— Смотри не перепутай.

— Спи.

Пусть тебе приснится приятный сон.

У Гэри не было причин отвергать поддержку. Он сделал так, как советовал голос: расслабился и задремал, представив себе, что рядом с ним лежит Дорс. Живая и здоровая. Такая же терпеливая и стойкая, как прежде. Воскрешенная.

Прошло немного времени, и Гэри показалось, что он тоже открыл секрет вечной жизни.

Проспав весь обратный путь и большую часть следующего дня, Гэри спустился по трапу на поверхность планеты Земля. Стоял морозный полдень. Левую лодыжку вновь покалывало. Он прикрыл глаза, защищаясь от сверкания зданий, находившихся в нескольких километрах отсюда. Поздние руины эпохи начала Империи сияли под лучами солнца, как белый фарфор. Надо же, оказывается, Чика еще мог дать кров примерно пятидесяти тысячам… Маленький городок-призрак казался уютным по сравнению со своим соседом — горой металла размером с астероид, городом-пещерой без окон, в котором запечатали себя миллионы людей после невыносимого кошмара, случившегося в дни юности Дэниела Оливо.

Намного ближе, среди университетских зданий, приютился самодельный лагерь, разбитый сегодняшними землянами по приказу их нового хозяина, Р. Горнона Влимта. Местные рабочие, которыми командовали два робота-кельвиниста, облепили башнеобразный саркофаг, ширина которого составляла около ста метров. Вверх ползли строительные леса, приближаясь к трещине в его оболочке. Внутри Гэри заметил остатки здания более древнего, чем ему доводилось видеть. Возможно, более древнего, чем эпоха звездных полетов.

Сквозь трещину пробивался пульсирующий свет, видимый даже днем.

Земляне, скреплявшие балки и поперечные брусья, вызывали жалость. Это были плохо одетые создания, болезненно худые, словно питавшиеся одним воздухом. Их лица были мрачными, а в глазах светилось то, что Гэри сначала принял за безумие. Однако, как следует присмотревшись, он понял, что туземцы постоянно прислушиваются к малейшему звуку — будь то шорох осыпающегося щебня или жужжание крыльев пчелы. Вблизи эти люди казались безобидными, но Селдон еще не забыл темные тени на вершинах холмов, метавшие в темноту зазубренные каменные снаряды.

— Они очень расстроены, — объяснил Р. Горнон, представив Гэри вождю племени — высокому, худому мужчине, изъяснявшемуся на каком-то невнятном диалекте. — Он просит прощения за своих людей. Стремление напасть пришло им в голову внезапно и неожиданно. Вождь хочет искупить вину племени и спрашивает, сколько жизней это будет стоить.

— Нисколько! — Одна мысль о жертвах привела Гэри в ужас. — Пожалуйста, скажите им, что все кончено. Что сделано, то сделано.

— Попытаюсь, профессор. Но вы не имеете представления, как серьезно земляне относятся к таким вещам. Их нынешней религией является всеобщая ответственность. Туземцы верят, что все это, — Горнон указал на радиоактивную пустыню, — является карой за грехи их предков и что вина отцов частично распространяется на детей.

Гэри захлопал глазами.

— Они искупили вину одним тем, что живут здесь. Никто не заслуживает такого, как бы велико ни было

его преступление.

Горнон сказал несколько слов на грубом местном диалекте, и вождь ответил согласием. Он поклонился сначала Горнону, потом Гэри и ушел.

— Так было не всегда, — сказал робот Гэри, когда они продолжили прогулку. — Через десять тысяч лет после отравления планеты на Земле еще проживали несколько миллионов человек, возделывавших клочки здоровой земли и обитавших в скромных городах. У них оставались промышленность, несколько университетов и гордость. Возможно, последней было слишком много.

— Что ты имеешь в виду?

— В эпоху создания Галактической Империи, установившей мир после сотни веков войны и взаимного отчуждения, почти все планеты с радостью присоединились к новой федерации. Но фанатики-земляне считали кощунственным подчиняться власти какого-то другого мира. Их Храм Древних готовился воевать с Империей.

— Ах да, ты уже как-то упоминал об этом. Одна планета против миллионов, но вооруженная какими-то губительными спорами.

— Да. Смертельно опасным биологическим оружием на основе болезнетворных организмов, обнаруженных здесь, на Земле. Заразой, которая заставляла свои жертвы желать распространять ее.

Гэри скорчил гримасу. Чума была фактором, который мог либо существенно снизить точность предсказаний психоистории… либо не оставить от них камня на камне.

Р. Горнон кивнул.

— Здесь поселился один из агентов Дэниела, получивший задание приглядывать за материнским миром. У этого агента оказался при себе специальный прибор, способный оказывать влияние на нервную систему определенных типов людей. Счастливая случайность помогла этому агенту найти субъекта с нужными характеристиками — в частности чувством моральной ответственности — и вооружить парня примитивной, но достаточно успешно действующей психической силой.

— То есть создать человека-менталика? Так давно? Но тогда почему…

— Тот человек сумел сорвать заговор. Таким образом, агент Дэниела косвенным образом предотвратил катастрофу.

Гэри задумался.

— Значит, это было концом земной цивилизации? Местных жителей выселили отсюда, чтобы не допустить нового мятежа?

— Сначала нет. Сначала Империя была настроена к ним сочувственно. Даже предпринимались усилия восстановить плодородие здешней почвы. Но это оказалось слишком дорого. Политика изменилась. Стала более жесткой. Спустя век был отдан приказ об эвакуации. На Земле остались только те, кто спрятался в глуши.

Гэри поморщился, вспомнив Джени Кьюсет, которая изо всех сил старалась избежать ссылки на Терминус.

«Ветром судьбы управлять невозможно», — подумал он.

«Гордость Родии» стояла там же, где несколько дней назад, — у северной стены саркофага. Но на сей раз рядом раскинулись облезлые палатки, в которых ютились местные рабочие. Несколько представителей племени суетились вокруг костра, на котором готовилась тушенка. Гэри потянул носом и сморщился от отвращения.

Невдалеке он заметил женщину, более полную, чем большинство землян, и облаченную в наряд, который мерцал так же, как радиоактивный горизонт. Она сделала шаг вперед, подняла руку к лицу, что-то коротко пробормотала и подняла другую руку. Гэри узнал Сибил, женщину-философа с Ктлины, видимо, находившуюся в последней стадии хаотического невроза — фазе солипсизма, когда беспомощная жертва упивается собственной уникальностью и рвет все связи с окружающим миром.