Академия
Шрифт:
А когда закончил играть и петь…услышал рыдания. Здоровенный седой мужик, заросший бородищей по самые уши, рыдал и бил кулаком по столу:
— Сука! Сука, жизнь прошла! Прошла жизнь! Ничего не видел! Ничего нет! Сука, сука!
Он повторял ругательства раз за разом, тяжелый стол вздрагивал и кряхтел под тяжелыми ударами. Казалось — столешница сейчас разломится на две части.
Мужика успокоили, налили в кружку вина, а на меня посыпался дождь монет. Много, я не считал — сколько. Были даже статеры — точно знаю, потому что один так саданул мне в
Подбирать не стал. Потом соберу, когда отыграю. Не пропадут бабосики. Не надо кидаться на них, будто ты нищий африканец в ЦАР. Музыкант — птица гордая! Пока под жопу не дадут — не полетит!
— Еще! Еще что-нибудь такое! — вопили благодарные слушатели, и я им выдал. Почти то же самое, только другого автора.
Помню далёкие годы,
Дед говорил мне тогда:
«Слушай, пока безбородый!
Молодость, парень, проходит!
Молодость — не навсегда!
Станут бессильными руки,
Станет седой голова!»
Дед надоумливал внука,
Я же с отчаянной скукой
Мудрые слушал слова.
Я порывался на волю,
Где ожидала меня
Щедрая к смелому доля:
Жаркое бранное поле,
Скок боевого коня,
Море в разводах кровавых,
Вдоволь вина на столе!..
Ради добычи и славы
Я на задворках державы
Принял наёмничий шлем.
И потянулись дороги —
Двадцать годков, словно миг!
Что же осталось в итоге?
В сечах испытанный многих,
Где я? Всего ли достиг?
…Я от родного причала
К дому иду налегке.
Не накопил даже мало —
Взятого в битве хватало
Раз погулять в кабаке!
Честно делили добычу
Ратные наши отцы:
После походов и стычек
Им серебро за обычай,
Нам — седина да рубцы.
Это наука простая,
Знать бы её наперёд!
…Что-то никто не встречает,
Даже собака не лает
Возле знакомых ворот.
Мхом заплывает руина,
Старого пса не видать…
Согнута вечной кручиной,
До возвращения сына
Не обождала ты, мать…
Видел я горькие дива,
Бился в далёком краю.
Помню, на берег залива
Вынесли волны лениво
Скорбную ношу свою.
Я поглядел: «Бедолага!
Вот и окончен твой путь.
С кем опрокидывал брагу,
Ради которого флага
Стрелам подставил ты грудь?
В битву пошёл не затем ли,
Чтоб заплатили сполна?
Зову последнему внемля,
Ишь, как приобнял ты землю!
Только чужая она…»
Он
Бледен, безжизнен и наг…
Лишь обретая на свете
Швы и морщины отметин,
Понял я данный мне знак.
Кто-то споткнётся в начале,
Кто-то споткнётся в конце,
На опустевшем причале…
…Выпейте же без печали
О поседевшем глупце!
И снова молчание, и снова дождь монет! Хорошо быть музыкантом! Хорошим музыкантом. Которого любит слушатель. Кстати, теперь я пел уже «своим» голосом — хрипловатый, сильный, низкий баритон, которым только и поют такие баллады. Тенор — для романсов. Баритон, бас — для мужского.
— Еще, еще!
Ну что же…еще — так еще! Получите…мою пиратскую. Хейя! Понеслось!
Девки хмЕльные на руках
Побратимы веселые вхлам
И никто не вспомнит о вас
Купцы толстые, как свинья!
Ну а если паду я в бою
Тварь морская, прими меня!
Щупальцами меня обними
Уж такая судьба моя.
Долго жить я не хотел
Лучше ярко, как пламя гореть!
Чем во тьме, под колодой стыть
Воин я, а не скользкий червяк!
Ветер удачи песню поет
Пена волн полетит, как снег
Помни нас, побратим ты мой
Подними тяжелый бокал!
Топали ногами, стучали, орали! А когда закончил петь — стали вопить: «Подними тяжелый бокал! Подними тяжелый бокал! Трактирщик, вина! Еще вина!»
А трактирщик смотрел на меня, улыбался, и показывал знаком: «Отлично! Молодец!»
Ну а я думал о том, что где-то в каморке на вонючем матрасе, видавшем сотни и тысячи грязных задниц, сейчас лежит музыкант, заливаясь горючими слезами обиды и разочарования. Ведь не ему хлопают, не ему стучат…а нет ничего слаще для музыканта, чем ЭТА «музыка», и ЭТИ крики. И с этой болью души не сравнится никакая физическая боль. Все мы, артисты, тщеславны…что бы там ни говорили о своей скромности.
Глава 13
Хорошо, что надел куртку. Днем было жарко, пожалел, что оделся потеплее, а сейчас просто наслаждаюсь теплом. С моря тянет холодным влажным ветерком, пахнущим йодом, водорослями и тухлой рыбой, а я шагаю по улице, слыша лишь топот своих ботинок.
Горожане Земли отвыкли слушать тишину. Ее в городе не бывает никогда, даже в самое глухое время зимней ночи. Где-то гудит двигателем автомобиль, в небе, невидимый на фоне черного неба жужжит самолет — нет настоящей, нетронутой тишины. А вот здесь она есть. Ни тебе фонарей, которые звенят неисправными лампами, ни тебе шелеста шин проезжающего мимо автомобиля — только топот ног, да мое дыхание, кажущееся таким громким в этой густой, сочной тишине.