Акимуды
Шрифт:
Елизавета с удивлением посмотрела на сестру:
– Катя, для меня каждая икона чудотворна.
Она взяла с полки недоделанную икону, поставила перед собой. Она приподняла подол длиного серого платья и опустилась на колени.
– Господи! – сказала Лизавета, не таясь от сестры, и для убедительности протянула вперед правую руку. – Они с ума сошли, Господи! Пошли воевать против Тебя! Они себя разбомбят до последнего человека. – В глазах Лизаветы появились слезы. – Ну, дураки! Пожалуйста, образумь их и не смейся над их безумием! –
Зяблик недоверчиво посмотрела на нее:
– Я думала, ты будешь молиться целый день. У тебя есть телевизор?
– Нет.
– А радио?
– Тоже нет.
– А интернет?
– У кого же нет интернета? – удивилась Лизавета.
Сестры, склонившись к столу, зашли на новостной сайт. С пометкой breaking news там появилось сообщение:
«Война остановлена!»
Самолеты развернулись и полетели на свои базы.
– Молодец, – сказала Зяблик и погладила Елизавету по голове. – Ты давно не мыла голову. Хочешь, я тебе помою?
Лиза ушла в подсобное помещение и вернулась с помятым темно-зеленым тазом.
– Помой, – сказала она. – Я устала быть святой.
Лиза сбросила серое платье и встала босыми ногами в таз. Зяблик помыла ей голову и сказала:
– У тебя черных волос на лобке, как у дикообраза. Так уже давно не носят.
– Я должна встретиться с твоим Послом, – ответила Лизавета. – Он разрушил мое представление о жизни.
Я его ненавижу.
– Ты ошибаешься, – сказала Зяблик.
– Если правда вне Христа, – сказала Лизавета, – то я хочу остаться… – она посмотрела на образ в углу, освещенный лампадкой, – с Христом, а не с истиной.
– Это все равно что жалеть о распаде Советского Союза, – сказала Зяблик. – У тебя есть бритва?
– У меня есть кухонный нож.
– Кухонный нож? Это будет больно.
– Пусть. Хотя зачем меня брить? Монахи и так меня любят. Они ходят подсматривать в дощатую уборную. Им нравится, как я тужусь и пукаю. Они потом целый день ходят с блаженными лицами.
Зяблик вернулась с кухонным ножом.
– Мы, девушки, – сказала она, – должны следить за своим лобком. Это дело нашей чести.
– Монахи – сволочи, – задумчиво сказала Лизавета.
Зяблик выплеснула волосатую воду во двор и надела простую холщовую ночнушку. Лиза дышала ей в левую щеку.
– Я хочу зажигать, – зашептала она. – Я хочу быть столичной штучкой. Я люблю по ночам копаться в блогах и бормотать матерные слова.
Зяблик нежно погладила срамные губы сестры, возбудилась и не ответила. Лизавета громко чавкнула нижним местом.
– Какая ты красивая! – сказала Зяблик. – Тебе нужно лучше питаться. У тебя худая попа. Вся в прыщах и укусах.
Бедная попа!
– Клопы, – сказала Лизавета. – У нас весь монастырь в клопах.
– А блохи?
– Есть в наших палестинах и блохи, но еще больше мандавошек.
Зяблик лизнула ее в дырку попы:
– Как
– Еще, – попросила Лизавета.
– Движения не должны быть нетерпеливы и поспешны – главный недостаток мужчин перед сексом. Мы, девушки, лучше понимаем, как нам друг друга гладить. В женской любви я вижу будущее любви. Мужчин мы отодвинем в сторону и будем пользоваться ими только как фаллоимитаторами.
– Зяблик! – пробормотала Лизавета. – Я хочу кончить.
Я хочу кончить и уехать в Армению. Хочу в Армению!
– Все-таки нет во мне аристократизма, – заметила Зяблик, протяжно пукнув. – Когда я выпускаю газы, всегда пахнет кислыми щами. Как будто в животе у меня они там вечно варятся. Страшно быть интеллигенткой в первом поколении!
– Я поняла наконец, откуда он взялся, этот Посол, – тихо сказала Лизавета, сидя за ужином при свечах у меня в Красновидово – мы ужинали втроем. – От суммы маловерия. От распада культур и веры. Это – материализация дешевого эзотеризма. Это вы его породили! – упрекнула она меня.
– Это какой-то суперсолипсизм! – воскликнул я. – Акимуд реален, Лизавета, не меньше вас. Или я вас тоже выдумал?
Она презрительно фыркнула:
– У вас кишка тонка меня выдумать! А вот Посол – это ваша болезнь. Ваша полуобразованность. У вас самого папаша подвязался на ниве посла, так и Господа изображаете в этом виде. Отрыжка детства.
– Но он только делает вид, что посол. Христа тоже считали Царем Иудейским!
– Не смейте! Всуе! – зашлась она.
– Посол – не ругательство.
– Но должность посла не годится для проповедника! Он должен быть из простого народа!
– Почему? Будда не был из простого народа. Принц – тоже человек!
– При чем тут Будда!
– Посол отвечает за всех!
– И за Перуна? Это что еще за экуменизм! – взвилась Лизавета. – Вы бы еще принялись утверждать непогрешимость папы Римского!
– Посол – он благой и добрый. Как полагается, – заверил я.
– Я его разоблачу! Дайте только срок! – воскликнула Лизавета. – Вспомните других псевдобогов!
– Да вы кушайте, Лиза! – взмолился я.
Лизавета резко развернулась ко мне:
– Посадили вы Зяблика в золотую клеть и проводите с ней дьявольский эксперимент. Посол у вас в голове! Вам надо лечиться! Вы псих. Я вызову психпомощь, она вас свяжет и уберет из жизни моей сестры! Вы выдумали Посла – признайтесь, что его нет!
В этот момент раздался шум мотора. Перед домом остановилась машина Посла. Он вылез из нее с цветами. Вошел в дом, остановился в дверях столовой. Лизавета дико посмотрела на него.