Акренор. (Трилогия)

Катлас Эдуард

Включая самого командира. Однако сомнения появились у него сейчас. Сомнения в том, достаточно ли спокойный пост он занял, чтобы выжить на этой враждебной, незнакомой земле.

Он знал, что небольшая кучка местных варваров бродит где-то по окрестным лесам. Вряд ли их было много, едва ли даже сотня — иначе они давно бы хоть как-то проявили себя. Более того, он вообще думал, что в лесу прячется не больше полусотни мечей. Но у них имелось преимущество — они были местными и легко скрывались в родных для них лесах. А его воины один за другим пропадали в этих же лесах, причем пропадали так, что он начинал беспокоиться за силу духа своих подчиненных.

Для него самого

не существовало никакой мистики в происходящем. Просто кучка бандитов, достаточно умных, чтобы не нападать в открытую, и достаточно ловких, чтобы уметь скрываться в лесу, крутилась вокруг бухты. Да, среди них, возможно, находился слабенький маг, но командир был предупрежден о его возможностях в создании иллюзий, а потому подобное колдовство его не слишком пугало. Однако он не мог объяснить это каждому из своих солдат. А у солдат были свои мысли на этот счет. По лагерю ползли слухи. В лагере, как доносили ему верные люди, поговаривали о том, что духи местных лесов хотят изгнать чужеземцев с этой земли. Его солдаты боялись, а он был достаточно опытным, чтобы понимать, что с дрожащим от страха солдатом трудно иметь дело даже в глубоком тылу.

Это бесило его, но он не мог ничего поделать. Успокаивало одно — погода должна была измениться со дня на день, и, как только первые корабли сумеют причалить в бухте, никакие, даже самые умные варвары не сумеют ничего сделать.

Командир стоял на вышке и, сам того не замечая, оглядывал окрестный лес, пытаясь высмотреть своего врага между деревьями. Наверное, он был одним из первых в лагере, кому наконец удалось увидеть своего врага. И сначала, в первое мгновение, он даже обрадовался. Обрадовался тому, что неизвестность наконец закончилась и пришло время обычного боя. Какой бы странной и кощунственной ни казалась ему эта радость. Какой бы необычной она ни была для него, для того, кто избегал участия в открытых столкновениях годами.

Но первое мгновение прошло, а вместо него пришел ужас. Чем ближе приближалась смутная тень, тем более угрожающе она выглядела. Это была не полусотня варваров, которую ожидал командир, нет.

Из леса выходило, даже скорее вываливалось, чудовище. Чудовище, по неуловимым признакам принадлежащее этому самому лесу. Как только отсветы дальних костров дозорных смогли пасть на приближающийся воплощенный ужас, командиру удалось рассмотреть его внимательней. Высотой в три человеческих роста, с неопределенным количеством «ног», похожих на корни деревьев, но зато с двумя явно выраженными руками. Хотя и это было некими условностями, попытками сознания привести увиденное в соответствие с привычными образами и понятиями. «Ноги» двигались иногда равномерно, иногда же казалось, что их движение полностью беспорядочно. Когда люди начинали вглядываться в их перемещение, то начинала кружиться голова от невозможности осознать хаос перемещения переплетающихся ног-корней.

Рук было две, это несомненно. Более того, одна рука зажимала грубое подобие исполинского меча, а другая— огромную, размером со ствол молодого дерева, дубину. Однако помимо двух явно выраженных рук на туловище чудовища извивалось множество мелких отростков, на концах некоторых из которых можно было заметить небольшие, в пару ладоней длиной, каменные ножи.

Поверх древесного тела чудовища был натянут кожаный доспех, сшитый или сотворенный из шкуры неведомого огромного зверя.

Все это в совокупности создавало удивительную смесь дикости и проблесков цивилизации. Голова отсутствовала, однако на верхушку туловища-ствола был надет глухой металлический шлем размером с навес небольшой дозорной башни. Было непонятно,

чем этот морок смотрит на окружающий мир, однако уверенность его перемещений явно показывала, что каким-то образом это не являлось для него проблемой.

Заключала картину легкая дымка, окружавшая чудище и придававшая ему окончательно нереалистичный вид, вид морока, вид ужаса из кошмарного сна. Дымка была больше всего похожа на морской туман, который каждое утро поднимался в бухте, но ее границы были четко очерчены в десятке шагов вокруг морока.

Ближайшие к чудовищу дозорные, как только сумели избавиться от паралича, побежали. В воздух взвилась только одна стрела, которая отскочила от кожаного доспеха, даже его не поцарапав.

Командир был в шоке, да. Но он был опытным, умеющим быстро думать и принимать мгновенные решения.

— Огонь! — проорал он. — Забрасывайте его огнем. Поджигайте стрелы, смолу к кострам, подожгите чудовище, если хотите жить!

Несмотря на воцаряющуюся панику, его приказ был услышан. Хуты, привыкшие к почти непрерывной военной жизни, настолько научились повиноваться приказам командиров, что даже увиденный ужас не смог отвлечь их от выполнения приказа.

Чудовище тем временем добралось до первых постов. Воспользовавшись дубиной, как будто это была коса, оно смело полдюжины не успевших укрыться хутов и, не останавливаясь, двинулось в глубь лагеря.

Командир понимал, что, если враг доберется до основной массы его солдат, последствия станут непоправимыми. Подобному монстру явно все равно — сражаться с одним воином или сотней, разница будет только в количестве жертв, павших от его оружия.

— Держитесь от него подальше! — прокричал командир следующий приказ. — Забрасывайте его огнем, но близко не приближайтесь. Огонь! Мне нужно, чтобы вы сделали из этого пугала факел!

В сторону порождения леса полетели первые зажженные стрелы, пылающие поленья, кувшины с маслом.

Поначалу это не давало заметных результатов, и чудовище успело добраться до самого центра лагеря, до того места, где хутов было больше всего и из-за своей скученности они просто не успевали уворачиваться от меча и дубины.

Командир был в отчаянии. Каждое мгновение его воины гибли десятками, и все, что он мог, — это наблюдать за страшной бойней. Он заметил, как один из его подчиненных, державший в руках кувшин с маслом, низко согнулся и за счет этого сумел уклониться от пронесшегося над ним огромного меча. Воин подпрыгнул еще ближе к ногам врага и что есть силы бросил в чудовище кувшин. Черепки от посудины разлетелись во все стороны, а по кожаному доспеху вниз потекло тягучее масло.

Воин умер мгновением позже, когда неожиданно резвый отросток метнулся в его сторону и горло хута пронзил тупой каменный нож. Ни материал, из которого был сделан нож, ни состояние его заточки не повлияли на итог. Итог был предопределен силой врага. Командир гарнизона не мог с того места, на котором находился, разглядеть детали и с уверенностью сказать — было ли действительно горло его солдата пробито ножом или просто сломано от удара.

Виктор стоял на окраине леса, укрытый деревьями, и с болью смотрел, как пылало создание, которое он бросил на врагов. Это была не только жалость, но и чисто физическая боль. Зеленоватый камень, который он держал в руке, ощутимо разогрелся, и жар становился таким сильным, что маг с трудом удерживал его в ладони. Волдыри на руке ему были обеспечены, но он продолжал снискивать камень — ведь от того, сколько сумеет продержаться вызванное им из камня творение, во многом зависел исход ночного боя.